Бремя власти II - Иван Ладыгин
Я махнул рукой, стараясь держаться ровнее.
— Что случилось? — я хрипло рассмеялся. — Как что? Клан оформился! Рейд прошел успешно! Вот и отметил! Гулял, братцы! Гулял! А теперь… работа!
Я прошел мимо них, игнорируя недоуменные взгляды и шепотки. И тут увидел Ее. Орловская. Она сидела на ящике у импровизированного стола, заваленного бумагами, что-то яростно писала. Ее бледное лицо в свете фонаря казалось высеченным из мрамора. Увидев меня, она подняла голову. На губах заиграла привычная, надменная усмешка. Она открыла рот — наверняка, чтобы отпустить какую-нибудь колкость про мое состояние.
Я не дал ей сказать ни слова.
В три шага я преодолел расстояние, разделявшее нас. Моя рука молнией впилась в воротник ее мокрой блузы. Я дернул. Резко. Грубо. Она вскрикнула от неожиданности, потеряв равновесие, и сползла с ящика. Я потащил ее за собой к ближайшей двери — в какую-то подсобку.
— Эй! Шеф! Ты чего⁈ — подскакивая, заорал Васька мне в спину. Несколько других охотников тоже встали, насторожившись.
— Не ваше дело! — рявкнул я, не останавливаясь. Орловская пыталась вырваться, ее ноги скользили по грязному полу. — Нас с Валерией ждет серьезный разговор. Без свидетелей!
Я втолкнул ее в темную подсобку, заваленную тюками и инструментом, и захлопнул дверь, повернув ключ изнутри.
Я отпустил ее воротник. Орловская отшатнулась и спиной ударилась о стену. Она выпрямилась, отряхиваясь, как кошка, вылезшая из лужи. Глаза пылали чистым, неразбавленным гневом. Вместо страха пылала ярость. Это было хорошо.
— Ну и манеры, Бур… господин Козлов! — выдохнула она, голос дрожал от бешенства. — Тягаете женщин за шиворот, как мешки с картошкой? Или это новый метод управления кланом?
Она демонстративно плюхнулась на единственный стул у стола. Закинула длинные, красивые ноги на стол, перемазав сапогами какие-то бумаги. Ее поза кричала о вызове и презрении.
— Вы что-то хотели? — спросила она сладким, ядовитым тоном. — Или просто решили продемонстрировать свою… мужскую силу? В таком виде?
Я привалился спиной к закрытой двери, скрестив руки. Алкоголь туманил голову, но ярость придавала четкости.
— Я хотел напомнить тебе, кто ты, Орловская. — начал я тихо, но каждое слово падало, как камень. — Ты — дворянка. Дочь князя. Серебряная Охотница. Заместитель главы клана. Значит, и вести себя должна соответственно. А ты ведешь себя как мелкая, глупая девчонка на выданье!
Она фыркнула, пытаясь сохранить маску надменности, но я видел, как дрогнул ее острый подбородок.
— Что⁈ — затем вырвалось у нее.
— Ты слышала меня! — мой голос принял нотки нарастающего грома. — Ты распускаешь грязные слухи! Как последняя базарная сплетница! По-твоему я — бабник? Хам? Домогаюсь до тебя? Это твой уровень, Валерия? Ты думаешь, такими методами утопишь мою репутацию и поквитаешься со мной? Это низко… Даже для тебя!
Она резко скинула ноги со стола. Вскочила. Лицо загорелось румянцем.
— Как ты смеешь⁈ — закричала она. — Мне наплевать на твое внимание! Я — знатная охотница, а ты — выскочка! Самозванец! И я…
— И ты боишься Рябоволова! — перебил я ее, сделав шаг вперед. — Боишься, что он узнает, как ты срываешь его задания! Как ты тут ничего не сделала! Как вместо работы пошла сплетничать в «Изумруд»! Да, у меня повсюду уши, Валерия! И если ты еще раз откроешь свой ядовитый рот не по делу… — я подошел вплотную к столу, нависая над ней. — … если еще одна грязная капля слетит с твоего языка в мой адрес или в адрес клана… наши дороги разойдутся. Очень болезненно. Для тебя. Поняла меня⁈
Она замерла. Ее ярость не угасла, но смешалась с чем-то другим… со стыдом? С осознанием? Она смотрела на меня не отводя глаз. Завороженно? Нет. Словно впервые видела. Ее дыхание стало глубже.
Я выдержал паузу. Откинулся назад, упершись спиной в стену.
— Если вопросов нет, ты свободна. — сказал я холодно, указывая на дверь.
Она не двинулась с места. Не опустила взгляд. Ее губы дрогнули.
— Все-таки один вопрос… имеется. — прошептала она. Ее голос был странным — в него закралась не свойственная ей робость.
Прежде чем я успел понять, что происходит, она стремительно обогнула стол. Ее руки впились в мои плечи. Я инстинктивно напрягся, ожидая удара. Но вместо него…
Ее губы пожаром прикоснулись к моим. Горячие. Влажные. Настойчивые. Полные неистовой, безумной ярости и… чего-то еще. Страсти? Реванша? Отчаяния?
Я остолбенел. Алкоголь, ярость, усталость — все смешалось в голове. Я стоял как истукан, не в силах пошевелиться, не в силах оттолкнуть. Ее поцелуй был как удар током, оглушающим и парализующим.
Длилось это мгновение. Или вечность. Она оторвалась так же резко, как и начала. Ее глаза, широко раскрытые, были полны шока — от собственной дерзости. Она отпрянула на шаг. Потом на два. Потом развернулась и бросилась к двери. Вырвала ключ, повернула, распахнула дверь и выскочила в основной зал склада, как испуганная девчонка, спасающаяся от чудовища.
Я стоял посреди подсобки, касаясь пальцами губ, на которых еще горел отпечаток ее поцелуя. Вино, стыд, гнев на себя из-за Анны — все померкло перед этим диким, необъяснимым актом.
Воздух передо мной затрепетал. Николай материализовался прямо перед моим носом. Он парил в полуметре, его полупрозрачное лицо было искажено дикой смесью зависти, восхищения и полнейшего недоумения.
— Ну ты даешь, Соломон! — засмеялся он, его голос звенел эхом в тишине подсобки. — Вот это поворот! Анна вылила на тебя вино, а эта… ледяная валькирия… тебя поцеловала! Сколько девок красивых вокруг тебя крутится! И все — огонь! Завидую тебе, старик! Откровенно завидую! Ха-ха-ха!
Его смех прокатился по маленькой комнате, сливаясь с гулом дождя за стенами и грохотом ремонта на складе. Я продолжал стоять, прикасаясь к губам, и пытался осознать, что черт возьми только что произошло…
Глава 13
'Чем больше ты имеешь, тем с большей жадностью стремишься к тому, чего у тебя нет.
Война у тебя рождается из побед.'
Александр Македонский.
Дождь за маленьким окном подсобки не кончался… он лишь сбавил ярость, превратившись в мерзкое, навязчивое бульканье по проржавевшим трубам водостока.
Я провел тыльной стороной ладони по губам — кожа горела, будто обожженная, хотя отпечаток поцелуя был теперь лишь в памяти.
И что всё это, черт возьми, значило? Ласковая
