Путь Инквизитора. Том 3. Божьим промыслом - Борис Вячеславович Конофальский
«Чёртова баба! У неё, кажется, даже голос помолодел от счастия! — И при том при всём, она и за вчерашний вечер, и за сегодняшние утро и день… Даже слова, даже звука не произнесла про беглянку. — Как она только терпит, чтобы не сорваться и не закричать в голос какую-нибудь злорадную, бабью мерзость!?»
И тут на счастье вбежал его средний сын и крикнул:
— Папенька, к вам коннетабль приехал.
— Третий раз за утро является, — всё так же ласково сообщила супруга. И опять же сама, не побрезговала работой, взяла большой медный кувшин и вылила из него остатки горячей воды в ванну супругу своему.
— Хайнц, пригласите коннетабля. — Говорит Волков. Наконец-то у него будет предлог выгнать безмерно ласковую супругу из покоев.
Сыч был деловит:
— В общем сторож рассказал, вот что: она, — «она» — теперь Сыч так называл госпожу Ланге, — частенько посылала свою служанку, была у неё одна из горничных, Анхелика её звали, на пристань. А та с теми, кто перебирался на тот берег, передавала письма, не в Мален возила письма на почту, а за реку, в Лейдениц.
— А может и не на почту, — вставляет генерал. — Может кто там был у неё.
— А может и так, — соглашается Фриц Ламме, — тем более, что и сама она на тот берег наведывалась. Я же вам говорил, но я-то думал, что она за покупками в Эвельрат ездит.
— Эвельрат дыра-дырой, лавок мало, только склады, какие там покупки, насчёт покупок так в Мален лучше будет ехать, — замечает ему генерал. Говорит это с укором, чтобы Сыч понимал, что во всём этом деле и его вина есть.
— Ну может и так… — нехотя соглашается коннетабль. И тут же продолжает. И это он преподносит уже как свою заслугу: — А ещё я выяснил, что у той Анхелики есть сестра… Она за нашим мужиком замужем, почти у замка её дом. Вот… Думаю взять её, да и поговорить, спросить, куда сестра подалась.
— Думаешь она знает?
— Так спросим — выясним… — Тут Ламме усмехается нехорошо: — За спрос денег не берут. А не знает, так скажем, если сестра пришлёт ей весточку, так о том нам сразу доложить.
Сыч так и ходит вокруг да около, не хочет вслух произносить того, что и так ясно, что лежит на виду. И генерал спрашивает у него:
— Так к кому она ездила в Эвельрат?
— Ну-у… — коннетабль мнётся.
— С кем сбежала госпожа Ланге? — настаивает Волков.
— Ну, этот сторож… Он не знает…
— А ты? Ты-то знаешь?
— Ну, думаю… — Сыч на секунду замолкает. — Да Бог его знает…
И Волков запускает в него пригоршню воды из ванны: дурак. Трус. И поняв, что Сыч не хочет о том говорить, он спрашивает его о другом:
— Брюнхвальд привёл тебе разбойников. Что они?
— Хотите на них взглянуть? — Сыч обрадовался смене темы.
— На кой чёрт они мне? Скажи, что они рассказали.
— Ну, самое первое: они… Никто не знает, где прячется сам Вепрь. Лодки они прятали у ручья, там, у болот. Сами разбойники прятались… Одни жили в деревне Вахельхоф, это там, на север от болот, и стоках реки. А другие так вообще в Малене. Прямо в городе, их оттуда Вепрь и призывал.
— Прямо в городе? — тут Волков насторожился. — А хнаешь, что?.. А ну-ка поспрашивай у них: может кто из тех разбойников был причастен к нападению на графа и графиню?
— Ах, чёрт! — Сыч хлопает себя по лбу. — И не подумал о том. — Он встаёт. — Пойду узнаю.
— Коннетабль, — останавливает его Волков.
— Да, экселенц, — Фриц замирает уже в дверях.
— Всё выясни, но так, чтобы не до смерти, чтобы они были живые. Они мне ещё нужны.
— Вешать будем? — на всякий случай поинтересовался Сыч. — Неплохо было бы повесить их возле Амбаров, чтобы купчишки из Фринланда то видели. Там холмы хорошие, высокие. Поставить виселицы повыше, их издалека с реки будет видно, да и с того берега тоже.
Мысль неплохая, конечно, и Волков несколько секунд думает о том, и потом всё-таки отказывается:
— Нет, я их принцу подарю, пусть везет в Вильбург на суд. Пусть там всё расскажут. А ты заскочи к нашему кузнецу на реку, пусть красивую клетку для них смастерит. Скажи, что я заплачу.
— Ага, сделаю, экселенц, — обещает Сыч.
После сна и ванны, сил у него прибавилось, конечно. Вчерашняя усталость отступила, но не ушла. Ему было лень чем-то заниматься, и ему хотелось уединиться с книгами. Но теперь он не мог себе этого позволить — тысячи людей были зависимы от него, причём многие из них были людьми хорошими и нуждались в нём.
Учитель хоть чуть утихомирил его сыновей, заставив их сесть за книги и письмо. Жена же уселась рядом, с явным намерением донимать его своими разговорами о бале и своим не стираемым с лица счастьем. Хорошо, что Кляйбер заглянул, появился в столовой:
— Сеньор, к вам Хенрик.
— Хенрик? Зови, конечно. — И пока кавалерист не ушёл, он ему и говорит: — Слушай, Кляйбер, не желаешь съездить в Вильбург? Дам за то восемь монет.
Но кавалерист вовсе не обрадовался такому предложению. Он покачал головой, вроде, как и неловко отказывать генералу, но ему совсем не хотелось уезжать:
— Сеньор, я последнее время вообще из седла не вылажу, к жене заезжаю проездом, она уже грозится…
— Убить, что ли? — удивляется Волков.
— Да нет… В общем мне бы дома пожить. Хоть малость какую.
— Имей ввиду, письмо, что нужно туда отвезти, надобно передать лично в руки самому курфюрсту, — повышает ставки барон.
— Лично в руки? — тут Кляйбер призадумался: — А письмо от вас?
— Лично в руки курфюрсту, — подтвердил генерал. — Но письмо и от меня, и от графини фон Мален. Ну, так что?
Но Кляйбер всё-таки отказывается:
— Нет, сеньор… Я побуду с семьёй.
— Тогда найди кого-нибудь из своих знакомых, хорошего наездника. Что бы быстро доставил. Выехать надо нынче же.
— Угу. Есть у меня не примете неплохие ребята. Предложу восемь монет, и что письмо нужно будет отдать лично в руки нашего герцога, — уточняет кавалерист.
— Это тебе восемь, иным и шести довольно будет.
— Значит шесть, понял. Пойду договариваться.
⠀⠀
⠀⠀
Глава 42
⠀⠀
— Ну
