Время скитальцев - Мария Чернышова
— Я попробую выпутаться, монерленги, — пообещал греардец. — Но… возможно, мне следует сопровождать вас?
— Не стоит. Я прогуляюсь по стене, только и всего. Так что оставайтесь и продолжайте сражение. Бейтесь до последнего, Курт.
— Как прикажете, монерленги.
Внутренний двор Фортецца Чиккона был просторен и безлюден. Немудрено — в такой поздний час бодрствовали лишь часовые. Единственный фонарь, укрепленный над дверной аркой, лил рыжий домашний свет. Далее властвовала тьма.
Эрме прошла по галерее, соединявшей жилые покои с восточной частью стены и, поднявшись на один пролет, остановилась у раздвоенного ласточкиным хвостом мерлона, чувствуя на лице теплое настойчивое дыхание фасарро.
Ночь насквозь пропиталась сухой травой, пылью и неутомимым ветром. Казалось, на языке остается горечь вулканического песка, сметенного с лавовой пустоши южного побережья. Все повторяется, подумала Эрме, поглаживая нагретый камень.
Все повторяется, и все неповторимо. Много лет назад она вот так же стояла на крепостной стене чужого города, страшась надвигающейся судьбы и враждебного мира. И вот она снова лицом к ночи и жаркому ветру.
Саламандра ведь сродни ящерице, не так ли, Линда? Или больше змее? Отчего бы и тебе не оставить прошлое прошлому подобно тому, как ящерица отбрасывает хвост или змея — старую кожу…
Слова всплыли из памяти, оплетая разум горечью, словно щупальца глубоководного чудовища — жертву. Когда он сказал это? В ночь перед коронацией Джеза, когда они вдвоем стояли на украшенной розами площади, и луна безмятежно светила сквозь разбитые стекла витража… Эрме сжала губы. Доколе ты будешь смущать мою душу, предатель, своими пустыми речами⁈ Я отбросила все отжившее и в первую очередь — тебя…
Она собиралась вернуться назад в покои, но внезапно остановилась, привлеченная новыми звуками. Внизу, в глубине хозяйственного двора, там где виднелись двери в конюшни, слышалось приглушенное монотонное пение. Как ни странно, мотив и слова показались знакомыми и, пожалуй, слегка неожиданными здесь и сейчас.
Эрме направилась к лестнице и спустилась. Сначала почудилось, что здесь совсем темно: слуги давно погасили факелы. Двор словно стал колодцем, над которым выгнулось черное небо, испещренное сияющей пылью звездной Реки. Мало-помалу глаза привыкли, и Эрме довольно уверенно шла на звук, огибая сложенные бочки и мешки. Впереди возникла повозка — задранные оглобли упирались в небо. Рядом стоял смирный сонный мул.
Подорожник — лучший друг
Для коленок, лбов и рук.
Разотри, чтоб вышел сок:
Лишь тогда получишь прок.
Розмарин пахуч и прян,
Сгонит с памяти туман,
Уничтожит мрак сомненья
Пена моря, враг забвенья.
Лавр красив и духовит,
Благороден он на вид,
Ветви в пламени сжигаем,
Тем москитов изгоняем.
От укропа толк великий…
Да, так и есть. Куплеты Феофано. Рифмованные строфы, которые ученикам аптекарей полагалось зазубривать наизусть, запоминая таким образом основные свойства трав и камней. Классические куплеты, прошедшие сквозь столетия, включали сорок пять строф, но каждое поколение травников пополняло список в меру своего ума и фантазии. Стишки чаще были серьезными, порой шутливыми, а иногда и откровенно похабными. Эрме в свое время заучила около сотни и оставила это занятие, перейдя к более серьезным источникам знаний.
— Эй, кто здесь?
Речитатив смолк, и из-за колеса повозки медленно поднялась нескладная фигурка. В свете звезд лица было почти не разглядеть, но общий костлявый и нескладный силуэт в сочетании со шмыгающим носом и растрепанной копной волос были Эрме определенно знакомы.
Девчонка. Та самая бабкина внучка с Козьего пригорка. Как ее имя, Эрме не помнила.
— Что ты здесь делаешь?
— Я… с батюшкой… мы раненого привезли…
Эрме это и так знала. Прошло уже четыре дня, как Эйрик Штольц был благополучно доставлен в крепость и препоручен заботам местного доктора. Эрме вчера навещала раненого и заодно вручила лекарю набор инструментов — вышвырнуть в колодец рука все же не поднялась.
Она тогда велела Крамеру выдать возчику пару монет за расторопность и отпустить на все четыре стороны. Однако, как выяснилось, крестьянин еще обретался поблизости.
— Почему ты одна? Где твой отец?
Девчонка помялась.
— Он внизу, в городе. Друзей встретил…
Эрме поморщилась. Мужчины! Первое дело — пойти налакаться в кабаке с такими же раздолбаями.
— А ты?
— Я Крепыша сторожу и повозку.
Девочка погладила мула по шее. Да уж надежный сторож! От любой напасти отобьется.
— И давно ты здесь сидишь одна?
— Два дня как, — едва слышно сказала девчонка.
Людская безалаберность всегда бесила Эрме. Сейчас был как раз тот случай.
— Ты хотя бы ела?
— Мне судомойка с поварни лепешек давала и сыру чуток. И батюшка половину пирога с печенкой оставил. А вода здесь есть.
Вода в Фортецца Чиккона и впрямь была. Внутренний крепостной колодец оказался не столь чист, как родники Монте Россо, но замок обеспечивал исправно. По крайней мере, сносную ванну принять удалось.
— Откуда ты знаешь куплеты Феофано?
— Чего? — в детском голосе звучало недоумение. — Какие куплеты?
— Те, что ты сейчас пела.
— А, эти песенки? Меня сестра-целительница научила. Она травы позапрошлым летом собирала и у нас ночевала. Меня иногда с собой брала, чтоб не заблудиться. Смешная такая, разговорчивая. Мы однажды под дождик попали и полдня в сарае сидели, вот она и пела, чтоб время скоротать…
— И ты все запомнила? — слегка удивилась Эрме.
— Ну да, — сказала девчонка. — Я всегда быстро запоминаю. Бабушка говорит, это потому, что я в детстве ночную дудочку слышала.
— Дудочку? — переспросила Эрме, не уловив связь.
— Ну да. Которая по горам ночью играет. Бабушка говорит, кто ночную дудочку слышит, тот соображает быстро и помнит крепко. Только идти за ней никак нельзя — сгинешь.
Понятно. Еще одно простонародное поверье долины Монте Россо. Но память у девчонки и впрямь отменная — спела она много, не сбившись. Жаль, запомнить не значит понять.
На галерею вышел Курт Крамер.
— Монерленги? — негромко позвал он. — Все ли должным образом?
— Да, Курт, — откликнулась Эрме. — Ложись-ка ты спать, дитя. Завтра ты поедешь домой.
— Да разве ж батюшка так быстро опомнится? — усомнилась девчонка. — Это неделя, не меньше…
— Ты поедешь домой, — повторила Эрме. — Я так сказала.
Крамер наблюдал со стены, пока она пересекала двор и
