Данияр. Не буду твоей невестой - Мария Зайцева

Я встаю и иду к двери, провожаемая взглядами девчонок, с которыми меня задержали в том ужасном доме.

Сам момент задержания, поездка в отделение и водворение сюда, в камеру предварительного заключения, слабо отпечатались в моей голове. Сплошным беспорядочным и жутким калейдоскопом.

Нас оставили здесь и закрыли, не ответив ни на один вопрос. Хотя, я и не задавала. Ступор, в который меня ввело зрелище драки, не позволил.

Другие девочки визжали, кто-то ругался, кто-то плакал, кто-то, как и я, сидел молча, уставившись в одну точку… Их оказалось неожиданно много, со мной — больше десяти человек.

Мужчин, которых задержали в том доме, и Данияра с его друзьями в том числе, я не видела, наверно, их везли в другом автомобиле. И, возможно, даже в другое отделение…

Данияра я видела в последний раз дерущимся жестко и бешено. Он как раз бил кого-то из охранников головой об пол, когда омон ворвался в дом.

Надеюсь, что с ним все хорошо.

Надеюсь, что его не накажут за то, что сильно избил кого-то… А то я читала, что если превысить пределы самообороны… В любом случае, я буду свидетелем в его пользу! Объясню, что все это — из-за меня! Из-за моей глупости и наивности! И если кого и наказывать, то лишь меня!

Всевышний…

Иду по коридору следом за широкоплечим полицейским. Иду, иду, иду… И выхожу на улицу!

Слепит яркое не по-московски солнце, и я понимаю, что стою на крыльце отделения.

В недоумении оборачиваюсь к сопровождающему:

— Простите, а показания я давать буду где?

— Какие показания? — Вздыхает он. — Вы свободны, идите.

— Свободна? — я не понимаю ничего, — но как же свидетельские показания? Я же все видела… И… Байматов Данияр… Он где?

— Вон там, — кивает полицейский, молодой мужчина, примерно двадцати пяти-двадцати шести лет. Только теперь отмечаю, что он не в форме, а в гражданском. В отделении с перепугу не сообразила даже, не заметила.

Оборачиваюсь туда, куда указывает полицейский, и вижу, как от машины, стоящей неподалеку, ко мне идет Байматов.

Медленно идет, спокойно.

И взгляд его — тревожный и внимательный.

Когда Данияр подходит ближе, я замечаю синяки у него на лице. Их немного: разбита губа, бровь, ссадина на скуле. И в целом, вид очень боевой и собранный.

— Привет, Мадина, — говорит он и протягивает мне руку. Чуть помедлив, словно опасаясь, что я могу не принять. — Поехали?

Я не в силах сказать ни слова, только киваю и принимаю его руку.

— Спасибо, Саш, — говорит Данияр моему сопровождающему. — Надеюсь, без проблем?

— Да все в норме, — усмехается тот, — там свидетелей вагон. И доказухи столько, что на полную раскрутим.

— Я не останусь в долгу, ты знаешь.

— Да я тебя умоляю! — Машет рукой Саша. — Это у меня теперь должок! Мне с таким делом внеочередное светит и должность новая! Так что ты прямо вовремя… И вообще… Отлично, что приехал! Конечно, повод хреновый, надеюсь, больше мы по этому вопросу не пересечемся… — тут он смотрит на меня, красноречиво очень, и я, краснея до кончиков ушей, отворачиваюсь. И получается так, что прямо в грудь Данияра носом упираюсь. А он мягко придерживает меня уже не за руку, а за плечи… И прижимает к себе таким исключительно мужским оберегающим движением, словно оградить от всего мира стремится. Мне так жарко становится. И так больно в груди. До слез.

— Давай просто пива попьем где-нибудь, — продолжает Саша, — обмоем мою звезду.

— С удовольствием, — говорит глухо Данияр, — я не пью, ты в курсе. Но простава с меня. И в моем доме ты — главный гость.

— Спасибо, друг. Все, вези, успокаивай девочку. Вот ее сумка, кстати, пусть проверит, что все в порядке. Документы на месте. Деньги… И телефон вот. В списке вещдоков его нет, все норм.

— Спасибо, Саш.

— Спасибо вам… — шепчу я, оглянувшись на мужчину.

Тот кивает, улыбается лучезарно и исчезает за дверью отделения.

Данияр молча берет меня за руку и ведет к машине.

И я не сопротивляюсь. И вопросов не задаю.

Все так быстро в моей жизни происходит, так невыносимо быстро, что не успеваю осмысливать случившееся.

В машине мы тоже молчим.

Мне тяжело дышать до сих пор, и голова болит невыносимо. Непроизвольно сжимаю пальцы на телефоне, включаю его. И вижу огромное количество пропущенных от мамы и папы.

Заторможено смотрю на экран, руки дрожат. Всевышний… Что мне делать? Что я натворила?

Как мне теперь сказать родным?

Все произошедшее обрушивается на меня ледяным, пронзающим до самых костей ливнем: я — позор семьи. Мне пути назад нет. Все. Ничего у меня больше не будет. Сейчас нет. И не будет.

— Дай сюда, — Данияр забирает у меня из рук телефон, кладет в специальную ячейку рядом с приборной панелью машины. — Потом ответишь. Напишешь, что все хорошо.

— Все плохо. Все плохо, Данияр. — Глухо отвечаю я, не глядя даже на него, — не будет уже хорошо…

— Тебе там… — он сбивается с голоса на хриплое рычание, делает паузу. Пальцы на руле сжимает добела. Все это отмечаю краем глаза, словно фильм на экране смотрю… — тебе что-то… сделали?

— Сделали… — отрешенно отвечаю я.

Данияр как-то резко дергает рулем, потом выравнивает машину.

— В больницу поехали, — говорит он, — посмотрят тебя, выпишут лечение. Все будет хорошо.

— Не будет… Не надо в больницу… Я хочу туда, где тихо. Пожалуйста, Данияр…

Он медлит пару секунд, потом все же продолжает движение. Мы едем в потоке, сворачиваем, еще раз… И останавливаемся у одного из новых жилых комплексов.

Данияр выходит, открывает мне дверь, помогает выйти.

В таком же молчании мы поднимаемся на лифте на четвертый этаж, заходим в квартиру. Однокомнатная, небольшого метража, со стандартной планировкой и дизайном.

— Проходи, — говорит Данияр. — Умыться хочешь? Душ? Хотя, нет… Давай врача сначала. Просто посмотрит, чтоб все в порядке было.

— Врача? — Удивляюсь я вяло. —