Я тебе изменил. Прости - Инна Инфинити
Я хочу, чтобы это поскорее закончилось. Эти препирательства с Давидом, эта неопределённость. Хочу поскорее развод и жизнь без Давида. Но в то же время в глубине души понимаю: я боюсь конца. Это как проработать на одном месте и на одной должности двадцать лет, а потом уволиться, чтобы пойти в другое место и на другую должность. Разве не будет страшно? Разве не будешь скучать по любимому, родному? Даже если это любимое и родное в конце причинило сильную непростительную боль. А секс с Тимуром — это как сходить в новое место на пробный рабочий день. Вроде нормально, а все равно не то.
Я чувствую себя так, будто живьем вырывают из груди сердце. И я бы рада простить Давида и вернуть все, как было, а не могу. Память не сотрешь. Боль не вытравишь. Но и любовь к Давиду, как оказалось, быстро не загасишь.
— Я подала на развод, — шепчу. — Мое решение не изменится.
Глава 24. Неизбежный разговор
Майя приходит домой поздно. Я почти заканчиваю готовить ужин для нас двоих. После школы у нее было занятие в художке, потом она гуляла с подругами. Дочь проходит на кухню, садится за стол на свое место. Я спрашиваю, как дела в школе, она рассказывает. Но я почти не слушаю Майю. Мои мысли заняты тем, что я должна рассказать дочери о разводе. С Давидом у него в кабинете я так ни о чем и не договорилась. Поэтому решила рассказать Майе правду сама. Нервничаю. Ума не приложу, как дочь отреагирует. Вдруг она встанет на сторону Давида? О таком даже думать страшно.
— Интересно, в том вузе, в который я пойду учиться, есть обмен студентами с другими странами? — Майя задаёт вслух риторический вопрос.
Опять она за свое.
— Я подумала, — продолжает, — можно поехать за границу не сразу после школы, а курсе так на третьем. Как Тимур из вашей компании.
Упоминание Тимура цепляет слух. Мое внимание с желания дочери уехать в другую страну смещается к нему.
— А он по обмену ездил? — стараюсь спросить максимально безразличным голосом.
Вдруг понимаю: я же ничего не знаю о нём. Кто он и откуда? Не то что бы мне прям важно знать всю его биографию, но все же интересно: а с кем я вообще сексом занималась?
— Не совсем по обмену. Ему на третьем курсе института как лучшему студенту на потоке предложили поехать на учебу в США. Ему предоставили бесплатно место в общежитии и стипендию. А когда едешь по обмену, стипендию не дают. Проживание тоже не всегда предоставляют.
Хмыкаю.
— Как же ему тогда удалось получить и стипендию, и бесплатное проживание?
— Его российский институт заключил какое-то партнёрство с американским вузом, и Тимура как лучшего студента отправили туда по специальной программе.
Надо же. Лучший студент. Ну, наверное, это неудивительно. Тимур действительно гениален в своей области.
— И сколько он там учился?
— До конца. А потом остался работать в Америке. Он проходил стажировку в крупной компании, и ему предложили работу.
Как интересно.
— Откуда ты столько о нем знаешь? — бросаю на Майю подозрительный взгляд.
— Он рассказал мне в ресторане на дне рождения компании.
— А зачем он вернулся в Россию?
— Сказал, надоела Америка и захотел домой. Ну и вы его сильно заманивали.
— Видишь, — выключаю плиту и поворачиваюсь к дочке, — как бы прекрасно там ни было, а он захотел домой. Так что нечего вообще уезжать.
Майя закатывает глаза.
— Так я и знала, что ты скажешь нечто подобное. Мама, я еще никуда не уезжаю. Это только мысли, планы.
Я накладываю ужин по тарелкам и сажусь напротив дочки. Поесть нормально не получается, на меня давит предстоящий разговор с Майей о разводе. Не понимаю, откуда такое волнение, как будто это я виновата. Хотя Давид считает именно так: я рушу нашу семью. Что, если Майя тоже так подумает?
— Ладно, — допив чай, дочь лениво зевает. — Пойду отдохну. Что-то я сегодня устала.
Вот он момент Х. В кровь выбрасывается лошадиная порция адреналина.
— Майя, подожди, — останавливаю ее, когда встает со стула. Дочка садится обратно.
Как же это, оказывается, страшно. Как будто не со мной происходит, а со стороны наблюдаю.
— Я хочу сказать тебе кое-что важное.
Сонливость уходит с лица Майи, она становится серьезной. Словно предчувствует плохое.
— Что-то случилось?
— Да...
— Что такое? — настораживается.
— Мы с папой разводимся. Я подала сегодня на развод.
Слова вылетают быстро. Потому что боюсь передумать и снова оттянуть неизбежное. На кухне воцаряется тишина. Слышно, как за окном едут машины, хотя мы живем на десятом этаже, и у нас тройные стеклопакеты. А еще слышно мое сердцебиение. Ритмичное, гулкое. Сердце до боли бьется о рёбра, а перед глазами плывет.
Глаза Майи становятся стеклянными и расширяются до размера пятирублевых монет. Лицо вытягивается. Губы бледнеют.
Сглатываю ком.
— Как разводитесь? Почему?
— Так получилось...
— Что случилось, мама?!
Должна ли я рассказать Майе про измену Давида? Уместно ли вообще рассказывать о таком ребенку?
— Поэтому папа живет на даче? — продолжает восклицать. — Нет там никакого ремонта, да?
— Да...
— Мама, что произошло!?
Глаза дочки налились слезами, крылья носа задрожали. У меня разрывается сердце, потому что меньше всего я хотела, чтобы страдала Майя. Мои глаза тоже защипало. Я словно по щелчку пальцев вновь ощутила боль от предательства Давида.
— Твой папа мне изменил. Я не могу простить его, — тихо срывается с губ.
Я не знаю, известно ли Майе, что такое измена. Дочери пятнадцать лет, она смотрит много сериалов. Наверное, известно. Дети сейчас порой продвинутее родителей.
У Майи в прямом смысле открывается рот. Слезы крупными градинами закапали по щекам.
— Майя, милая, прости меня, — я вскакиваю с места и подбегаю к дочери. Опустившись возле нее на колени, обнимаю. — Ты злишься на меня за то, что я захотела развестись с папой?
— Нет, что ты. Я в шоке, как он мог. — Дочь всхлипывает. — Как он мог так с тобой.
Слезы тоже хлынули из моих глаз. Я прижимаюсь к Майе, она обнимает меня в ответ. Мы обе плачем.
— Он женится на другой женщине?
