По следам исчезнувших - Лена Александровна Обухова
— Да не умрут твои подписчики без контента пару дней. Расслабься, отдохни.
— Не скажи! — с набитым ртом возразила Лиза. — На подписчиков забивать нельзя, а то они себе кого поинтереснее найдут. А моя аудитория — залог моей работы на телевидении. Не станет ее, меня попрут, и папенька скажет: «Я же говорил, что это не твое, не годишься ты для телевидения».
Она довольно зло спародировала манеру родного отца, но получилось все равно узнаваемо, и Илья невольно рассмеялся. Он был одним из немногих, кто прекрасно знал, что приглашения в телепроекты достаются Лизе не благодаря отцу-продюсеру, а вопреки ему. Тот всегда считал дочь бездарностью и никогда не поддерживал ее стремление работать ведущей, а Лиза делала все, чтобы доказать ему обратное, хотя вслух твердила, что ей плевать на его мнение.
Как бы там ни было, а получалось у нее хорошо и с каждым годом все лучше. Илья еще помнил, как она поначалу вела себя перед камерой, поскольку сам же эту камеру и держал. Охранять девочку его приставили в ее одиннадцать лет, а в тринадцать она загорелась идеей стать блогером. Поначалу Илья был ее оператором и единственной поддержкой. Не потому, что ему так уж нравилось то, что Лиза делала, или само выбранное ею занятие. Просто ему было жаль ребенка, который так старался заслужить похвалу родителей, но каждый раз оказывался недостаточно хорош в их глазах.
Зато к восемнадцати годам Лиза набрала огромную аудиторию, которая взрослела вместе с ней, научилась уверенно держаться в кадре и стала получать рекламные контракты, приглашения сниматься на телевидении. А Илья продолжал хвалить ее, поскольку родители по-прежнему отказывались признавать ее заслуги и всегда находили, за что покритиковать.
— Надеюсь только, что с погодой завтра будет лучше, — добавила Лиза, наконец прожевав и проглотив кусок бутерброда, после чего запила его чаем.
— Насколько я знаю, год назад, когда все случилось, шел дождь, — заметил Илья. — Так что он будет кстати, раз уж вы пытаетесь восстановить хронологию событий.
— Дождя Никита достаточно снял сегодня, — отмахнулась Лиза. — А полного повторения событий годовой давности, прямо скажем, не хотелось бы.
Она смешно округлила глаза, снова вгрызаясь в бутерброд, и Илья в очередной раз улыбнулся, глядя на нее.
— Как бы завтра ни было, с тобой ничего плохого не случится, — заверил он тихо. — Обещаю.
⁂
Воспользовавшись тем, что Каменев отвлекся, Маша сбежала с кухни, пока он не начал заново задавать и другие вопросы, которые они уже обсуждали год назад. Только начатый чай она прихватила с собой и вместе с кружкой вышла на крыльцо, где сразу пожалела, что не зашла за верхней одеждой: после заката стало еще холоднее, чем было весь день, и, хотя дождь прекратился, порывы ветра все равно заставляли зябко ежиться.
Заметив краем глаза движение, она невольно вздрогнула, но быстро поняла, что это просто Стас. Когда Маша вышла на крыльцо, он, по всей видимости, стоял неподвижно, сливаясь с темнотой за границей пятна тусклого света лампочки, а теперь зашевелился, снимая с себя куртку.
— Не стоит, — попыталась отказаться Маша, когда он шагнул с курткой к ней, явно собираясь накинуть ту ей на плечи.
— Стоит. Замерзнешь, — немного невнятно возразил Стас: зажатая в зубах сигарета мешала говорить.
С курткой, хранящей чужое тепло, действительно стало лучше, и Маша, чувствуя себя немного неловко, закуталась в нее, виновато уточнив:
— А вы как же?
— Сразу-то не замерзну, — отмахнулся он, на этот раз вынув сигарету изо рта. — И тебе не кажется, что пора бы уже все-таки перейти на «ты»? А то как-то глупо выглядит… Столько лет вместе работаем. И почти ровесники.
Порыв напомнить ему о необходимости субординации умер, так толком и не сформировавшись. Какой смысл? Стас давно наплевал на ее правила. Так зачем ей за них держаться?
— И сколько же лет мы работаем вместе? — поинтересовалась Маша, делая глоток стремительно остывающего чая.
— Уже пять, — Он улыбнулся. — Ты не знала?
Она примерно представляла, могла, при необходимости, и сама посчитать, но сейчас сказала о другом:
— Несмотря на это, я не знала, что ты куришь.
Стас немного удивленно посмотрел на зажатую в пальцах сигарету, как будто сам не знал, откуда она там взялась.
— А, это… Нет, я не курильщик. Так просто, балуюсь иногда. У Каменева стрельнул.
— Ну хорошо, если так, а то это…
— Немодно? — предположил он, когда Маша запнулась.
— Очень вредно, — пояснила она, вспоминая, как Вадим любил читать нотации о вреде курения всем подряд. После того, конечно, как сам бросил. Но ведь за такое тоже не убивают?
— О чем задумалась? — Вопрос Стаса вернул ее в реальность, из которой она на неопределенное время выпала.
— О муже, — честно ответила Маша, посмотрев на него поверх чашки.
В ее глазах был не столько вызов, сколько любопытство: как отреагирует? Его взгляды она ловила уже давно. Еще когда с Вадимом все было в порядке и вместе они чувствовали себя самой счастливой парой на свете. Уже тогда Маша время от времени замечала, что Стас порой подолгу смотрит на нее, думая, что она не видит. Она смущалась и только старательнее игнорировала это. Боялась, что иначе невольно поощрит его.
Правда, когда Вадим пропал, ничего не изменилось. Они со Стасом продолжали пересекаться на проектах, он по-прежнему задерживал на ней взгляд, а она делала вид, что ничего не замечает. Пожалуй, это был первый раз, когда она посмотрела на него в ответ, а Стас не отвел глаза.
— Ты не слушай то, о чем говорят, — неожиданно посоветовал он. — О Вадиме и той актрисе. И о других. В него многие были влюблены, а он вел себя так, что каждая была уверена: он что-то к ней чувствует. И Юлька Смолина, и Кира Мельник, и даже Анастасия Георгиевна.
— Это Зимина, что ли? — со смешком уточнила Маша, хотя почувствовала, как горло сжалось, и голос едва не подвел ее. — Художник по костюмам?
— Она самая. Вадим просто был таким… Флиртовал направо и налево, ему нравилось влюблять в себя. И коллег, и зрительниц. Он актер… Но я уверен, что по-настоящему он любил только тебя.
Маша в ответ благодарно улыбнулась. Стас врал, конечно, и, скорее всего, сам это понимал, но наверняка действовал из лучших побуждений. Анастасии Георгиевне было под пятьдесят, а Кире Мельник — слегка за сорок, но Юленьке Смолиной — что-то около двадцати семи. И с ней у Вадима был не просто флирт. Маша знала это. Вовремя убедилась.
— Теперь это уже не имеет никакого значения, — сказала
