После развода не полюбим - Алсу Караева

Молода.

В тридцать пять, с законченной карьерой и разбитым сердцем, я для него еще молода.

Но недостаточно молода, чтобы остаться его женой.

— Понимаю, — говорю я, стараясь сохранить остатки достоинства. — Рабия моложе. У нее нет травмы ноги, она может танцевать. Может родить тебе здорового ребенка…

— Именно, — кивает он с деловитой удовлетворенностью. — Ты всегда была умной женщиной, Камилла. Рад, что понимаешь логику ситуации.

Логика.

Любовь подчиняется логике, как хирургическая операция.

В горле пересыхает. Комната плывет перед глазами. Я хватаюсь за спинку дивана, чтобы не упасть. Хайат наблюдает за моим состоянием с профессиональной отстраненностью, словно я пациентка, реагирующая на наркоз.

— Тебе нехорошо? — в голосе нет сочувствия, только практический интерес.

— Нет, — отвечаю я, заставляя себя распрямиться. — Все прекрасно. Муж меня бросает ради молодой любовницы, выгоняет из дома. Что может быть лучше?

Впервые за весь разговор на его лице мелькает эмоция. Недовольство моим сарказмом.

— Не нужно истерик, — говорит он жестко. — Веди себя достойно.

Достойно. Он требует от меня достоинства, растаптывая мою жизнь.

Я закрываю глаза, пытаясь справиться с с накатившими слезами. Еще немного и я буду плакать на глазах у мужа… у мужчины, которого считала мужем.

Вспоминается наша первая встреча в театральном буфете после концерта ансамбля. Как он сказал, что никогда не видел ничего прекраснее моего танца. Как мы потом вечерами гуляли по набережной, говорили обо всем и ни о чем. Как он делал предложение на сцене Дворца культуры после моего триумфа в постановке «Кавказские зори».

— Помнишь, как ты говорил, что я твоя муза? — шепчу я. — Что без меня ты не смог бы стать лучшим кардиохирургом города?

— Помню, — кивает он равнодушно. — Тогда это было правдой. Люди меняются, Камилла. Потребности тоже.

Потребности.

Я была полезна, пока он строил карьеру.

Муж известной танцовщицы добавляла ему статуса в медицинских кругах. А теперь, когда он достиг вершин, я стала обузой.

— Понятно, — говорю я тихо. Голос звучит удивительно спокойно, хотя внутри все разрывается на части. — Сколько у меня времени?

— До завтра утра.

Он снова садится в свое кресло, открывает ноутбук. Для него разговор закончен. Я больше не существую как проблема, требующая его внимания.

Медленно иду в спальню.

Наша спальня.

Вчера еще наша, завтра будет уже его.

Завтра здесь будет спать другая женщина, вынашивающая его ребенка.

Сажусь на край кровати, где мы провели тысячи ночей.

Рука ложится на живот.

Малыш размером с виноградинку, но уже живой, настоящий.

Мысль приходит неожиданно…

А если я сейчас скажу Хайату о своей беременности, он передумает? Он останется со мной?

Глава 3

Эту мысль отметаю, но она возвращается снова и снова, как волны на берег.

Как бы я не любила своего мужа, как бы я не дорожила каждым прожитым вместе днем, но ему сейчас кроме Рабии никто не важен. Даже наш ребенок, о котором он не знает. Даже я, которая отдала ему столько лет своей жизни.

Неужели это действительно происходит?

Неужели тот мужчина, который клялся мне в вечной любви, который целовал каждый мой шрам после травмы, говоря, что они делают меня еще прекрасней, сейчас стоит за стеной и спокойно смотрит телевизор?

В горле першит от сдерживаемых рыданий. Руки дрожат так сильно, что приходится сжимать их в кулаки, чтобы взять себя в руки.

Я не могу сказать ему об этом. О нашем ребенке.

Мой ребенок. Только мой.

Что, если я скажу? Что, если он передумает?

Нет, нет, я не стану удерживать мужчину при помощи беременности. Это унизительно. Если он сделал выбор, значит, я ему больше не нужна.

Сердце стучит так громко, что кажется, его слышно даже в соседней комнате. В висках пульсирует кровь.

Хайат никогда о нем не узнает. Это будет моим секретом. Ему и без нас будет хорошо, ведь уже и с родителями будущей жены познакомился. А я вчера еще думала, что это деловая встреча.

Рабия родит ему наследника. Молодая, здоровая, без травм и шрамов.

Достаю телефон дрожащими пальцами, набираю номер Селены. Экран расплывается от слез, приходится моргать, чтобы видеть цифры. Подруга снимает почти сразу.

— Камилочка! — радостный голос Селены режет по нервам своей беззаботностью. — Как себя чувствуешь? Я так переживала за твою ногу, просила же не пере...

— Алиса, — перебиваю я, стараясь, чтобы голос не дрожал, — можно у тебя переночевать? И, возможно, пожить какое-то время?

Пауза. Слишком долгая пауза. Алиса всегда чувствовала фальшь за километр.

— Что случилось? — спрашивает уже другим, настороженным тоном. — Кам, ты плачешь?

— Хайат подал на развод, — не выдерживаю и говорю на одном дыхании, словно боюсь, что не хватит воздуха договорить до конца. Воздух действительно застревает в горле, и я хватаю ртом воздух. — Завтра я должна уйти из квартиры.

— Что? — ошарашенно выдыхает Алиса, а потом наступает гробовая тишина. Слышно только, как где-то на заднем плане играет музыка. Обычная жизнь, которая продолжается, пока моя рушится. — Сволочь, — наконец шипит подруга, и в ее голосе столько ярости, что становится чуть легче. — Конечно, приезжай немедленно. Максим поможет с вещами, если нужно.

— Спасибо, я на такси приеду, — шепчу я и отключаю телефон. Больше нет сил что-то говорить. Горло перехватывает спазмом.

Почему так больно?

Почему кажется, что внутри все горит?

Неужели можно физически ощущать, как разбивается сердце?

Я вообще только одного хочу… просто раствориться в воздухе и не чувствовать эту оглушающую боль внутри.

Но тошнота накатывает волной, напоминая о крошечной жизни под сердцем. А может быть это от страха перед новым.

Моя устоявшаяся жизнь, в которой я была счастлива разрушилась.

Той жизни уже нет.

А по-другому я не умею жить. Ведь я никогда не оставалась одна. Сначала папа и братья, а потом муж.

Я не встречалась с трудностями этого мира один на один. Всегда были те, кто помогали, поддерживали, утешали… любили…

Только я не могу сдаться. У меня будет долгожданный ребенок. Я так долго молилась о своей крохе, проходила обследования, пила витамины, что сейчас не имею права так легко опустить руки.

Я буду жить ради своего ребенка. Он только мой. Хайат никогда о нем не узнает.

А что, если узнает? Что, если встретимся через несколько лет, и он поймет?