Вор без имени - Илья Соломенный
— А не боишься против Кривоноса идти?
— Ты не местный, так что не буду злиться на такой вопрос… На первый раз, — пальцы Рива сжались на моём плече чуть сильнее, — Нельзя уличным говорить, что они кого-то боятся, понял? А чё до Кривоноса — так он давно меня задрал, будет приятно щёлкнуть его по носу. Раз у него ума не хватило разглядеть в тебе возможность.
Говорил Рив складно — но всё же я сомневался. Понятно, что он увидел во мне возможность получить «наживку» для своей банды — но… Меня до сих пор смущало всё происходящее, и кидаться в первую попавшуюся (и опасную!) авантюру мне не казалось разумным решением.
— Ты всё верно говоришь, — кивнул я, стараясь оставаться спокойным, — И предложение хорошее, торговаться я не собираюсь. Но мне надо подумать. До завтра, лады?
«Клык» пристально посмотрел на меня, отпустил плечо и кивнул.
— Лады. Завтра тут же, в полдень.
— Сдурел⁈ — возмутился Хрип, отлипая от стены и подскакивая к нам, — А ну приведёт стражу⁈ Побежит щас рассказывать, сдаст… Ай!
Получив подзатыльник, он отошёл на шаг.
— Цыц! — шикнул Рив, — Чего он расскажет? Болтовню простую? Мы не делали ничего! Да и не дурак он с виду, чтобы новых врагов себе наживать! Не надо ему ни с кем ссориться, оттого и просит время подумать! Чтобы прикинуть всё!
Словно убедив самого себя, он кивнул, повернулся ко мне и повторил:
— Завтра, тут же, в полдень. А если откажешься… Тогда бесплатный совет — лучше подыщи другой квартал или район для жизни. Без симории тебе тут придётся туго.
Вот ведь заладили! Сначала рыжая, теперь этот Рив! Будто я сам не понимаю!
— Ладно, — кивнул я, — Тогда и тебе бесплатный совет.
— А ну, удиви! — усмехнулся парень.
— Чтобы к увечному проявляли жалость в нормальном квартале — надо чтобы он выглядел нормально. Не оборванцем гулял, а в хорошей одежде.
Не знаю, что побудило меня сказать эти слова — но когда разворачивался и уходил я заметил во взгляде Рива озадаченность. И чуть большую заинтересованность, чем раньше.
До своего убежища я брёл уже в потёмках.
Город изменился — народу на улицах поуменьшилось, всюду зажглись фонари, из окон домов лился свет, из-за дверей доносились крики, смех и пение. Лоточники впопыхах пытались сплавить остатки дневного товара, и один из них, проносясь со своей тележкой мимо, не заметил, как с неё упал нанизанные на короткую деревянную шпажку кусочки подгорелого мяса.
Зато заметил я, и тут же завладел едой, пока она не попала кому-нибудь под ноги.
Ну… Хоть что-то.
Осторожно вскарабкавшись на чердак, я устроился у трубы и с остервенением набросился на мясо. Оно было жёстким, пахло странно — но для меня это была лучшая еда за всю жизнь — я ведь помнил только вкус чёрствого хлеба и яблока…
Стараясь жевать медленно и как следует, я думал обо всём случившемся.
Не хотелось становиться вором.
Тут даже не в том дело, что это нечестно — даже несмотря на потерю памяти я понимал, что воровство это плохо — а в том, что очень опасно.
Но с другой стороны… А что мне делать? Попрошайничать, пока рука сломана? В других кварталах может и сработает… Вот только я понятия не имел, какие тут где порядки… Сколько времени пройдёт прежде, чем я насшибаю мелочи — и сколько, прежде чем на меня обратит внимание какая-нибудь ватага «уличных», изобъёт и всё отберёт?
А на работу с такой рукой пока никуда не устроиться… Даже если бы кто-то меня куда-то и взял — что я умею делать?
Понятия не имею…
Может, это глупо — выбирать, кем быть, когда ты живёшь на продуваемом всеми ветрами чердаке, не знаешь, что будешь есть завтра (и будешь ли вообще?) и шарахаешься от стражи, и уличных банд. Или как там Рив их назвал — симории?
Угнетаемый этими мыслями, я устроился в углу, подальше от щелей в крыше, откуда дул холодный ветер, положив под голову мешок, набитый соломой.
Правая рука болела — тупо, но терпимо, куда меньше, чем раньше. И жар вроде ушёл… Хорошо, что я сходил к вульфарам…
Тишина стояла плотная, почти осязаемая. Только скрипело дерево, да где-то далеко плескалась вода в заливе. Я закрыл глаза, пытаясь уснуть.
И через какое-то время, уже сквозь дрёму, услышал скрежет.
Сначала подумал, что это крысы. Потом — что это просто звук старого здания, в котором трещит какая-то балка. Но звук был слишком… Громким и тяжёлым.
Как будто что-то огромное ползло по крыше…
Я раскрыл глаза, окончательно избавляясь от только-только подбирающегося сна — и в этот момент раздался хруст. Тонкие доски перекрытия треснули, посыпалась черепица, и на чердак свалилось что-то большое и чёрное.
Сердце затарабанило по рёбрам, как кулак о дверь, заставив меня вскочить. И в тот же миг в лунном свете, пробивающемся сквозь дыру в крыше, я увидел своего «ночного гостя».
Огромная птица, размером со здоровенную бочку! Чёрные перья словно покрыты ржавчиной, глаза — два масляных пятна, блестящие, хищные. Шея длинная, изогнутая, клюв кривой, как рыбацкий нож. Она сидела посреди чердака, и что-то клевала…
Точнее — остатки чего-то, что раньше могло быть… Нет, лучше об этом не думать.
Я подобрал лежащую рядом сумку с бинтами и слюной вульфаров и начал медленно пятиться. Только бы не шуметь. Только бы…
Доска под ногой предательски скрипнула.
Птица подняла голову.
Её глаза вспыхнули в лунном свете. Я застыл.
Она смотрела на меня, как на добычу.
Птица заклёкотала — звук вышел такой низкий, что я почувствовал, как он отдался вибрацией в зубах.
Я попятился, не осмеливаясь отводить взгляд. Моя здоровая рука нащупала прислонённый к трубе кусок дерева — может, осколок доски, может, часть ящика. Не важно.
Это всё, что у меня было.
И тут птица прыгнула.
Она со свистом пронеслась рядом, воздух свистнул — а я, неуклюже отмахнувшись, упал, стараясь не грохнуться на сломанную руку. Из-за этого движение получилось медленным — клюв твари выдернул у меня из руки доску, а когти полоснули
