Время скитальцев - Мария Чернышова

Вейтц ее не слушал: он стоял на деревянной лесенке в углу и уже отодвигал щеколду. Толкнул люк — в душную вонючую теплынь каморки ворвался поток свежести. Вейтц взбежал по ступенькам и — идиот несчастный! — исчез в проеме люка.

Тетка Джемма опустилась на широкий топчан, укрытый мятым лоскутным одеялом.

— Ой, малый, — пробормотала она.

Томмазо остановился на пороге каморки, не решаясь двинуться следом, и в этот момент кто-то толкнул его в плечо. Девчонка! Она протиснулась внутрь и, насупившись, ринулась мимо бабки к лестнице.

— Ты-то куда⁈ — тетка Джемма поймала ее за ворот рубашки, но девчонка вывернулась угрем. Сандалии застучали по ступенькам, и спустя мгновение уже было слышно, как хрустит солома.

— Эй, сморчок! — раздалось с крыши. — Слабо тебе⁈

Томмазо, чувствуя, как все тело протестует, осторожно протиснулся мимо женщины и медленно, словно на позорный помост, полез. Ноги стали, словно ватные.

Они же сумели, говорил себе Томмазо. И ничего. Бродильцы уже ушли. Ничего не случится, не случится, не случится… Шепча эти слова, как заклинание, он добрался до отверстия люка, перевалился через край, и кое-как поднялся на ноги. Колени еще противно подрагивали.

После пропитанной уксусной вонью комнаты ночь поражала обширностью пространства и тишиной. Убывающая луна видела над виноградником и темными лесистыми склонами. Отчего-то сразу привиделись времена, когда он вот так же ночевал на крыше. Век бы не вспоминать.

Вейтц, держа арбалет под рукой, стоял у кроны апельсинового дерева.

— Ишь ты, выполз, — пробормотал он, когда Томмазо, опасаясь приближаться, замялся поодаль. Но слова эти прозвучали почти равнодушно, словно мысли щитоносца были заняты другими вещами.

Девчонка сидела на соломе, свесив ноги вниз. Томмазо подошел ближе, осторожно огляделся. Никакого движения. Серое полотно двора выглядело совершенно так же, как вечером. Разве что колодезное ведро валялось на земле. Апельсиновые деревья позади дома стояли в безмолвии.

Куда ушли твари? Появятся ли они еще, или Томмазо повезет, и он уберется из этой проклятой долины раньше?

Солома шуршала под ногами. От нее еще шло дневное тепло.

Справа, на склоне блеснула вспышка огня. Исчезла. Блеснула снова. Вейтц насторожился, вытянулся, вглядываясь, но долина снова была темна и спокойна.

Текли минуты, но ничего не менялось. Томмазо уже надоело топтаться на крыше, и тут ветер донес крик. Неразборчивый, приглушенный расстоянием, он повторился вновь. И вновь — уже тише.

Томмазо сжался, не зная, куда прятаться.

— Где⁈ — рявкнул Вейтц. Девчонка вскочила, ткнула пальцем куда-то за виноградники, что-то тараторя.

Ни слова больше не говоря, Вейтц подбежал к краю крыши и спрыгнул вниз. Приземлился на пятки, мягко, точно дикий кот, мотнул башкой, вскочил и бросился к конюшне. Томмазо в полном ужасе следил, он пытается сбить замок, на который предусмотрительная тетка Джемма заперла лошадей и коз.

Девчонка сдавленно пискнула и прыснула к люку. Послышались негодующие вопли тетки Джеммы, оконные ставни ударили о стену, и девчонка перелезла через подоконник, бренча связкой ключей.

Сандалии-стукалки процокали через двор, где Вейтц все еще пытался с помощью колышка вырвать петли кованой накладки. Девчонка сунула щитоносцу ключи, тот мигом расправился с замком и вбежал внутрь. Заржала лошадь, истошно заблеяли козы.

Томмазо ошеломленно замер, не понимая толком, что случилось. Внизу, в доме ругалась тетка Джемма: кажется, она (еще одна безумная!) снимала дверной засов.

Наспех оседланный жеребец вылетел из конюшни. Вейтц, приникнув к гриве, направил его к колючей изгороди, всадил шпоры в бока. Конь прыгнул над оградой и спустя миг уже исчез за поворотом тропы.

— Ой, малый, малый, — пробормотала тетка Джема, отворяя дверь. — Куда ж ты⁈ Дурная голова у твоего дружка, парень. Отчаянная. Не удержится на шее.

— Он мне не дружок, — пробормотал Томмазо, садясь на краю пристройки на корточки. У него не было ни малейшего желания высматривать, куда понесло долбанутого щитоносца. Дождаться бы утра и убраться восвояси. Пусть выпорют. Зато не сожрут.

Тетка Джемма взглянула на него снизу, с порога.

— Твоя правда, парень, — себе под нос произнесла она. — Не водить вам дружбы.

Вновь загремели копыта, и к изумлению Томмазо из конюшни показался мерин. На его спине без седла, управляясь лишь при помощи узды, сидела девчонка. Мерин спорой рысцой процокал к воротцам.

— Ненча, ты куда⁈ — вскинулась тетка Джемма. — А ну, стой! Стой сейчас же!

— Эй, ты! — заорал Томмазо, вскакивая на ноги и мечась по крыше. — Верни лошадь, дура!

Но девчонка, подстегнутая криками, только сильнее заработала пятками. Мерин, словно очнувшись от всегдашней своей полусонной одури, развил невероятную для такой ленивой скотины прыть и вскоре скрылся из глаз.

— Да что ж такое деется-то! — тетка поспешила к изгороди, но на полпути остановилась, пойманная одышкой, приложила ладонь к груди. Постояла, глядя на темные дебри виноградника, и, сгорбившись, поковыляла назад к дому.

— Вернется — выпорю! — услышал Томмазо бормотание.

Томмазо едва дождался, пока она войдет в дом и, торопливо сбежав по лестнице вниз, вновь запер дверь на засов. Собрался было закрыть ставни, но тетка Джемма остановила:

— Не надо…

Уселась у открытого окна на лавке, уставилась во мглу.

Томмазо упал на топчан, привалившись к стене. Ночь ползла в комнату. Дальние вскрики больше не повторялись, но все равно сердце екало при каждом шорохе во дворе. Какого рожна Вейтц понесся туда? Совсем спятил от винища? Про девчонку Томмазо и не раздумывал — дура она и есть дура!

Дорожная торба Вейтца, истрепанная, с потрескавшейся кожей, вещь под стать владельцу, — валялась в изголовье. Один из карманов порвался, и из него выкатились стертые игральные кости. Томмазо лениво подобрал их, подкинул на ладони. Вейтц вечно подбирал всякие подобные вещицы: камни, пуговицы, мелкие медные монетки не поймешь какой страны, раскрашенные карты. В торбе вечно бренчало, и ван Эйде не раз по пьяни угрожал вышвырнуть вон «лавку старьевщика». Томмазо раскрыл торбу, чтобы забросить туда кости. Пальцы разжались.

Внутри сумки, среди всякой мелкой дешевой дряни, составлявшей имущество щитоносца, лежал прекрасно знакомый Томмазо кожаный футляр, перевязанный синей лентой.

— Не смотри в глаза! — закричала Эрме. — Эйрик, не смотри им в глаза! Беги!

Но было поздно. Штольц еще пятился, но шаг его уже сделался нетвердым, замедленным. Сквозь прищуренные веки Эрме различила, как светлячки устремились вперед… и сама побежала, выдергивая кинжал, еще надеясь оттащить Эйрика и уже