Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск «Иллюзориум» - Альманах Российский колокол
Так однажды – замедлишь шаг – и в пустом дворе,
Упуская событий плавную очередность,
Остановишься отдышаться и посмотреть —
Белый снег это или
Белая пыль черемух?
Вот мы вышли в последний вечер под Новый год,
Позволяя обескуражить себя, завьюжить…
Пленка рвется – и обрывается эпизод,
И черемухи кружевами крошатся в лужи.
Это фьюжн – сюжета нет, и опять обрыв
Неразобранных, непрожитых десятилетий.
Ты стоишь – и вокруг нарастают снега, миры,
Ты не помнишь, который первый из них, последний…
Так и кончится – ни сюжета, ни вечных тем —
Эта пленка… И оправдаться, конечно, нечем —
Разве тем, что в ее разрозненной суете
Каждый миг изнутри, как окно в темноте, – подсвечен.
«…Жизнь отмеряли взмахами…»
…Жизнь отмеряли взмахами,
Утренними, просторными, —
Штор, на окне распахнутых.
Ахали, жили, спорили,
В сети ловили зыбкие,
Старый приемник мучая,
Музыки, что рассыпаны
Были по воле случая,
Но совпадали изредка
С нашей волной изменчивой.
Лета казались жизнями
В нашей короткой вечности,
Сыпались во все стороны
Бусинами отдельными
С нитки, случайно порванной…
Где они нынче, где они?
«Годы скоро отнимут, не оставят в живых…»
Годы скоро отнимут, не оставят в живых
Дом под небом – под нимбом облаков кучевых,
Этот яблочный запах, нас державший в плену,
И сентябрь, так внезапно подступивший к окну.
Все так смертно и смутно… И линялая ткань
Занавесок как будто отступает слегка,
Открывая провалы в тот немыслимый сон,
Что в финале едва ли ярче здешних красот:
Кожуры, что спиралью вьется из-под ножа,
Звуков, что замирают, легким эхом дрожа,
Взглядов – и силуэтов позолоченных гор…
Вот собрать бы все это – как приданое – в горсть,
Унести и расторгнуть узы «здесь и сейчас»,
Убирая за скобки место, время, печаль.
Как хранится былое – тонкой пылью, золой?
Как узор, позолота? Тонкий красочный слой
На сырой штукатурке? Как собрать этот свет,
Спрятать в тайной шкатулке? Ссыпать пеплом
в конверт?
Уберечь, запечатать? Чтоб зимой, впопыхах
Открывая ночами, – запах яблок вдыхать,
И туда – просыпаться, сквозь реальность и бред
Беглецом, самозванцем – но опять в сентябре!
Видеть призрачность тюля на раскрытом окне
И не знать – обманули?
Или все же вернули
Все минувшее мне.
«Они были – дворцами, замками, анфиладами…»
Они были – дворцами, замками, анфиладами,
Раскрывались – законам физики вопреки,
Эти домики – неказистые, неприглядные,
Незабвенные – их кладовки и чердаки.
На пружинных кроватях с вышитыми подзорами,
Как на острове, – можно было прожить лет сто.
И сквозь стекла веранды ложился на стол узорами
Свет медовый, расплавленный, августовский, густой.
И манили дома и прохладой своей, и тайнами:
Сколько комнат, буфетов, вышитых скатертей.
И стояли дома – и в закатах и ливнях таяли,
Не случалось в них ни болезней и ни смертей.
Занавески служили пышными балдахинами,
Покрывала линялые – платьями королев.
Так сложилось, что королевы дворцы покинули,
Не поняв, что случилось, и толком не повзрослев.
Что же стало с дворцами пышными и высокими?
Что взамен мы в своем изгнании обрели?
Лишь Тебе это ведомо, Господи, ну а все-таки
Не могли же они – исчезнуть с лица земли…
Значит где-то там, в поднебесье Твоем неведомом,
В том хранилище вечном, в таинственных закромах
Все стоят они заколдованным заповедником,
И живут наши души в небесных Твоих домах.
«Ты велел нам, князь, отправляться в другие страны…»
«Ты велел нам, князь, отправляться в другие страны —
Много видели мы народов, чужих и странных,
Мы пытались понять их веру, не пить вина,
Мы учили – законы, правила, имена.
В иудейских ли землях, в папских чертогах Рима
Мы пытались услышать, чтоб сердце заговорило
Напрямую с Творцом, чтоб понятным нам языком
Нам сказались Его премудрость, Его закон.
Вот, в конце наших странствий мы прибыли к Цареграду —
Это стало нам, князь, спасением и отрадой.
И позвали нас греки в высокий большой собор,
И пошли мы, и ног не чуяли под собой:
Что нас ждет в этом храме – не ведали мы, не знали,
Мы не верили в чудо – но чудо случилось с нами.
Вот пришли мы и поклонились тому порогу,
Той Софии святой, где греки служили Богу.
Мы не помним, была ль то вечность, короткий вдох —
Только знаем, что пребывает там с ними Бог.
…Как поют они, князь, как прозрачен высокий купол,
Тонким облаком ладана солнечного окутан,
Как сияют их лики, строгие и простые:
Мы вошли туда, князь, и нам сразу же все простили…
Таял свет где-то в куполе. Встали мы все с колен —
Мы не помним, где были: на небе ли, на земле,
И смотрела на нас Богородица из-под свода,
Обещая нам избавление и свободу
От грехов и болезней, от всяких напастей. Князь!
Можно жить с этой верой, не мучаясь, не боясь!
Не забыть красоты той, не выразить и словами!
Отпусти нас, князь, – мы душою там пребываем,
Ибо тот, кто однажды сладость сию вкусил,
От нее отказаться уже не имеет сил…»
Так послы говорили князю, вернувшись в Киев:
«А какое там солнце, а небеса какие!
Так крестись же, князь, и бери себе в жены Анну».
В светлом храме Софийском в вышних поют осанну.
Варвара Лачек
