Хватит выгорать. Как миллениалы стали самым уставшим поколением - Энн Хелен Петерсон
Мы всячески убеждаем себя, оправдывая сверхурочные. Кто-то, как банкиры с Уолл-стрит, решил, что это лучший способ работать несмотря на то, что многие легко признают, что на самом деле часто «прохлаждаются»: занимаются ерундой, проверяют орфографию или просто ждут правок к презентации. Работа на Уолл-стрит не обязательно лучше или продуктивнее. Если честно, ее там просто больше. Однако это не значит, что она своей мощью не повлияла на то, как работают другие американцы.
Когда я нервничаю из-за работы, я понимаю, что возмущаюсь тем, сколько мне нужно спать. Хотя я знаю, что сон на самом деле повышает производительность, я лишь вижу, как он отнимает рабочие часы. Я всего лишь хочу просыпаться и, грубо говоря словами аналитика из «Голдман Сакс», «регулярно доводить дела до конца». Иногда мне попадаются статьи о физических и психологических аномалиях «малоспящих» (а таких людей десятки среди руководителей компаний). Они выживают и процветают, а спят всего пару часов в сутки, и я завидую им всей душой. Все они талантливы, но их талант существует за счет того, что на обычную жизнь у них не остается времени.
Знаете, кому не нужен сон? Роботам. Может мы и не собираемся ими становиться, но многие миллениалы добровольно превращают себя в роботов в надежде обрести ту неуловимую стабильность, которой мы так отчаянно жаждем. Отчего все больше игнорируем собственные потребности, в том числе биологические. Как отмечает теоретик Джонатан Крэри, даже наш «сон» все больше становится похож на «спящий режим»: мы не столько отдыхаем, сколько «затормаживаем или снижаем условия эксплуатации и доступа»[106]. Вы никогда не выключаетесь полностью при спящем режиме: просто ждете, когда вас снова запустят.
Звучит антиутопично, как и рассказы о людях, которые собираются вместе на двое или трое суток, чтобы отличиться в учебе или на работе; или о жизненных реалиях тех представителей прекариата, которые отрабатывают восьмичасовую смену санитарами, спят пару часов и садятся на ночь за руль Uber, прежде чем отвезти детей в школу и вернуться на основную работу. Мы приучили себя игнорировать каждый сигнал организма, взывающий о пределе возможностей, и зовем себя за это «упорными» или «прорывными».
Этот образ мышления окончательно закрепился рекламой Fiverr – приложения, через которое «бережливые предприниматели» могут предлагать свои услуги по минимальной цене в $5, – которая, хоть и недолго, но висела на каждом углу в нью-йоркском метро. В рекламе крупный план разоренной, исхудавшей, но чудесным образом все еще привлекательной женщины сопровождается текстом: «Вы обедаете кофе. Доводите начатое до конца. Недосыпание – ваш любимый наркотик. Наверное, вы тот еще деятель».
«Деятели» – единственные люди, способные выжить в условиях экономики фриланса, – успешно заглушили тревожные сигналы своего организма. В конце концов, гораздо проще выпить стакан энергетика, чем принять суровую реальность нынешней экономической системы и назвать вещи своими именами. Как отметила Джиа Толентино в The New Yorker, «в основе этого лежит американская одержимость независимостью, из-за которой чествовать изнурительный труд более допустимо, чем объяснять, что он свидетельствует о несовершенстве экономической системы»[107].
Идеология переработок так пагубно влияет на нас и принимает такие масштабы, что мы ищем в ней объяснения нашим собственным неудачам. И в итоге мы списываем их на незнание житейской хитрости, которая быстро все разрешит. Именно поэтому «Упорство» (Grit), Unf*ck Yourself и другие книги с зацензуренными названиями, притупляющие ругательства и разочарование, стали такими громкими бестселлерами: они говорят, что решить проблему легко, до выхода рукой подать. Потому что проблема, как утверждают эти книги, заключается не в нынешней экономической системе и не в компаниях, которые эксплуатируют ее и получают прибыль. Проблема в нас.
Культура надзора
Надеюсь, теперь понятно, насколько ошибочно это утверждение: никакие усилия и бессонница не смогут навсегда изменить сломанную систему в вашу пользу. Вы никогда не будете уверены до конца в своей ценности для компании. Поэтому настоящая проблема заключается в постоянной оптимизации ценностей, которые по-настоящему нам принадлежат. И достигается она за счет усиления нездорового наблюдения за работниками.
Например, «открытый офис» одновременно помогает сокращать расходы и отслеживать, чем заняты сотрудники. В отличие от личных кабинетов, которые когда-то были в моде, в открытых офисах большинству невероятно сложно работать, все постоянно отвлекают, а если вы наденете наушники, вас обвинят в том, что вы холодная тварь и не умеете работать в команде.
Стиви, которая работает корректором в открытом офисе, рассказала мне, что ее предупредили, что «если зайдет руководство, надо всячески показывать, будто она ПОСТОЯННО занята серьезной работой». И в открытом офисе BuzzFeed главный редактор периодически заглядывает поболтать, смотрит, чем все заняты. В BuzzFeed с рабочего компьютера можно безнаказанно делать или смотреть почти все что угодно (кроме порнографии, которую теоретически тоже можно оправдать). Но даже когда редактора не было поблизости, из-за видимости моего компьютера мне казалось, что я всегда должна что-то печатать или смотреть на что-то важное. На более традиционном рабочем месте не одобрили бы, скажем, трехчасовое зависание на Reddit в темах о фурри[108], а в открытом офисе жутковато даже ответить на письмо из школы ребенка, потому что это может быть истолковано как «отклонение от задачи».
Слежка нужна, чтобы наблюдать за производительностью или контролировать качество и при этом сильно влиять на психику работников. Я общалась с девушкой по имени Бри, которая два года работала фоторедактором в международном фотоагентстве, редактируя изображения различной направленности: от премьер фильмов, награждений до резонансных новостей и т. д. Компания использовала для редактирования изображений проприетарное программное обеспечение, которое позволяло менеджерам отслеживать каждый клик и действие. Их проверяли только через месяц, но при этом с особой тщательностью. «Было нелегко и унизительно обсуждать с менеджером изображения, о которых я почти забыла», – объяснила она.
«Над нашим офисом всегда висело облако недоверия. Никто из моих коллег не чувствовал, что делает хорошую работу или может поступать правильно», – продолжает Бри. «На душе было паршиво, у меня начался синдром самозванца, хотя я проработала в своей области более семи лет. За каждым моим шагом следили, а руководство только и делало, что
