Правосудие в современной России. Том 1 - Екатерина Владимировна Михайлова

Как представляется, из этого следует определенное логическое противоречие, коль скоро, с одной стороны, означенные принципы, нормы и договоры составляют часть общей системы, а с другой, они могут ей противоречить[522]. Тем не менее вполне можно согласиться с Г.М. Даниленко, отметившим, что «это чрезвычайно важная новелла, которая оказывает существенное влияние на функционирование российской правовой системы. В связи с принятием данного принципа открылась возможность прямого действия и применения норм международного права различными органами государства, включая суды»[523].

Итак, исходя из ч. 4 ст. 15 Конституции РФ, речь идет о внедрении в отечественную правовую систему общепризнанных принципов и норм международного права, а также международных договоров. Причем сразу оговоримся, к сожалению, в доктрине международного права нет единства мнений по поводу понимания данных сложных юридических явлений, что негативно отражается на правоприменении[524]. Ведущими учеными в области международного права высказаны различные точки зрения по этому дискуссионному вопросу, которые достаточно полно отражены в специализированной литературе: начиная с сомнений в существовании в международном праве каких-либо четко зафиксированных принципов и норм[525], и заканчивая детально обоснованными, объемными формулировками, раскрывающими их юридическую природу и критерии дифференциации[526].

Не вдаваясь во все тонкости споров, которые длительное время ведутся учеными-международниками, лишь заметим, что большинство теоретиков не отрицают следующие важные моменты. Во-первых, неправильно усматривать в общепризнанных принципах и нормах синонимичность, ведь общепризнанный принцип — это суть норма международного права, тогда как не каждая общепризнанная норма являет собой принцип, т. е. их соотношение допустимо описать по формуле «вид» — «род»[527].

Во-вторых, очерченные категории не содержатся в каком-либо отдельном нормативном правовом акте, поэтому в международной практике под ними понимают обычные нормы (обобщенные нормы применительно к принципам)[528], складывающиеся под влиянием фактического поведения государств, расцениваемые ими в качестве общеобязательных[529].

«Принципы и нормы отражены в положениях огромного массива двусторонних и многосторонних международных договоров, в международно-правовых обычаях, в решениях международных межправительственных организаций, международных судов, в конституциях и законах различных государств, в решениях их судебных органов и в иных актах, — указывает О.И. Тиунов. — Правда, не каждое положение международного договора или иного акта может быть расценено как общепризнанный принцип или норма. Вопрос об общепризнанности принципов и норм в каждом конкретном случае решается правоприменителем с привлечением в необходимых случаях экспертов. Общепризнанность определенных принципов и норм международного права справедливо связывают с тем, что в этом качестве они признаются международным сообществом государств в целом в форме международно-правовых обычаев»[530].

В-третьих, следовательно, источником, формой существования общепризнанных принципов и норм выступает не только международный обычай, но вступивший в силу для того или иного государства договор, неисполнение которого влечет за собой ответственность[531].

В этой связи интересно, что в приведенной выше конституционной норме (ч. 4 ст. 15) не упоминается о таком условии инкорпорирования международного договора, как его ратификация. Однако ст. 15 Федерального закона от 15.07.1995 № 101-ФЗ «О международных договорах Российской Федерации» институализирует международные соглашения, подлежащие подобной процедуре. Согласно данной статье inter alia в императивной ратификации нуждаются международные договоры с участием России, предмет коих образуют основные права и свободы человека и гражданина.

Казалось бы, все более или менее ясно. И все же приведенная законодательная техника не дает формального ответа на главный вопрос: какие последствия возникают при несогласованности международных и конституционных правовых предписаний? Спустя некоторое время он был вербализован Конституционным Судом РФ в двух ключевых постановлениях. В первом из них — № 21-П (по запросу группы депутатов Государственной Думы) — акцентировано, что «Россия может в порядке исключения отступить от выполнения возлагаемых на нее обязательств, когда такое отступление является единственно возможным способом избежать нарушения основополагающих принципов и норм Конституции РФ»; во втором (по запросу Минюста России) сказано: если официально истолкованное международно-правовое положение входит в противоречие с установками Основного закона, формирующими национальный публичный порядок, в первую очередь теми, которые относятся к правам и свободам человека и гражданина и основам конституционного строя, то они не могут считаться непреложными[532].

Все это послужило опорной точкой принятия Федерального закона от 08.12.2020 № 428-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в части недопущения применения правил международных договоров Российской Федерации в истолковании, противоречащем Конституции РФ», посредством которого изменены ст. 1 и 11 ГПК РФ, ст. 3 и 13 АПК РФ, а также ст. 2 и 15 КАС РФ. Теперь, в частности, ч. 2 ст. 1 ГПК РФ гласит, что если международным договором с участием России установлены иные правила гражданского судопроизводства, чем те, которые предусмотрены законом, применяется международный договор. При этом не допускается использование таких договоров в их истолковании, противоречащем Основному закону страны. Следовательно, коллизия норм международно-правового и конституционного характера решена в пользу последних, а международные договоры приравнены по своему статусу pro forma к ординарным федеральным законам[533].

Позднее, а именно Федеральным закон от 28.02.2023 № 43-ФЗ «О прекращении действия в отношении Российской Федерации международных договоров Совета Европы» был нуллифицирован ряд наднациональных соглашений, в том числе Европейская Конвенция о защите прав человека и основных свобод, оказавшая очевидное воздействие на систему принципов гражданского процессуального права за счет имплементации начал справедливости, разумности, сбалансированности, добросовестности, права быть выслушанными и лично участвовать в судебном заседании, а равно нешаблонного прочтения стандартов в сфере верховенства права, доступности и траспарентности правосудия, правовой определенности и критерия res judicata, законности, исчерпания субъектом эффективных средств правовой защиты, условных и безусловных оснований для пересмотра судебного решения, вынесенного по гражданскому делу, запрета поворота к худшему при проверке итогового правоприменительного акта, ограничения рассмотрения заявленного материально-правового требования деятельностью двух инстанций и др.

Следует заметить, что само по себе прекращение действия Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод на территории нашего государства не означает автоматической перенастройки указанной системы принципов и стандартов, ввиду того, что право на справедливое судебное разбирательство закреплено во многих международных договорах, стороной в которых выступает Российская Федерация, и право это является в значительной мере унифицированным по своей структуре.

Как аргументировано подчеркнул В.М. Лебедев, «Россия не отказалась от общепризнанных принципов и норм международного права, поэтому для судебной системы нет никаких ограничений»[534].

Вместе с тем думается, что проблема дальнейшего развития классической системы цивилистических процессуальных принципов в координатах международно-правовой детерминанты еще далеко не исчерпана, поскольку наднациональные правовые константы во многом покоятся на идеях юснатурализма[535] (как говорил Р. Штаммлер, на «возрожденном естественном праве»[536]), тогда как европейская национальная правовая традиция в основном опирается на юспозитивизм, что неизбежно порождает между ними диссонанс, обусловленный выбором одного из двух типов правопонимания. В