Когда разум против тела. О самых загадочных неврологических расстройствах, когда-либо поражавших человеческое тело - Сюзанна О'Салливан
Пациенты становились возбужденными и агрессивными. Они размахивали мачете и угрожали причинить вред другим, но с большей вероятностью могли навредить себе.
Говорят, у некоторых пострадавших шрамы от гриси сикнис остаются на всю жизнь.
Главный симптом расстройства – зрительные галлюцинации: пациентов посещал пугающий незнакомец (темная фигура, обычно в шляпе), который приходил, чтобы забрать с собой жертву. В отчетах, собранных Деннисом, эту фигуру называли дьяволом. Форма, которую принимал дьявол, для всех была разной; в этом плане все было индивидуально. Женщины, как правило, видели мужчину, а мужчины – женщину. Содержание галлюцинаций часто отражало реалии жизни в регионе, присущие той или иной эпохе. Например, согласно одному историческому источнику, женщина сообщила, что за ней явился чернокожий мужчина на судне, – то было время, когда чернокожие торговцы, приплывающие на лодке с Карибских островов, были привычным зрелищем. В другом отчете описывалось, что мужчина видел белую женщину, которая приехала на такси. В третьем дьявол приехал верхом на лошади. При трезвом прочтении рассказа Денниса о заболевании эти галлюцинации не кажутся особенно пугающими, но они были достаточно угрожающими, чтобы люди, которые их видели, хотели оказаться подальше от них. Для этого они обычно убегали в джунгли или мангровые леса[3], и больных приходилось связывать для их собственной безопасности.
Описание гриси сикнис, данное Деннисом, было наполнено эротизмом. Часто дьявол намеревался заняться сексом с человеком, переживающим галлюцинацию. Говорили, что молодые женщины более восприимчивы к гриси сикнис, потому что дьявол предпочитал их. По словам Денниса, некоторые девушки хихикали и возбуждались, рассказывая о том, что с ними произошло. Тем временем незатронутые сельские жители мужского пола непосредственно участвовали в происходящем с девушками. Они возбужденно преследовали жертв, опасаясь, что если те доберутся до воды, то утонут, и полагая, что их обязанность – спасти девиц. В более мрачной версии этой истории говорилось, что девушки, пойманные сельскими жителями, могли подвергнуться групповому изнасилованию. Семьи, которые сдерживали своих дочерей, делали это отчасти для того, чтобы предотвратить такую возможность.
Когда я впервые прочитала о гриси сикнис, мне на ум пришли истории о привидениях, полные магических элементов, легенд, героев и злодеев. Описаниям Денниса было 50 лет, и я подумала, не стала ли новая вспышка, о которой я читала, единичным возвратом в далекое прошлое. Быстрый поиск в Интернете показал, что это не так. Гриси сикнис процветала в XX веке.
Вот какие заголовки мне попались:
• 2003 год – «Деревня в Никарагуа во власти безумия»;
• 2009 год – «Сверхъестественная эпидемия в Никарагуа»;
• 2019 год – «Загадочное психическое заболевание поражает девочек в Никарагуа».
И это только в английской прессе. Были еще десятки статей на испанском. Желая узнать больше о роли культуры в формировании болезни, я связалась с ученым, который много писал о гриси сикнис, и она, в свою очередь, представила меня Томасу, члену общины мискито, проживающему в США. Шесть месяцев спустя я непреднамеренно ввела в заблуждение техасских иммиграционных чиновников, заставив их думать, что в Техасе обитает одна из самых больших популяций москитов в мире.
Мы с Томасом встретились в Остине двумя днями ранее и вместе поехали в Порт-Артур. Ему было за тридцать, он родился в Никарагуа, но долгое время прожил в Техасе. Будучи частью сплоченного сообщества мискито в Порт-Артуре, Томас согласился познакомить меня с его представителями. Он владел тремя языками – свободно говорил на мискито, испанском и английском, так что стал и гидом, и переводчиком. Долгое путешествие на машине между городами дало мне достаточно времени, чтобы понять, как он гордится тем местом, откуда приехал. Он наслаждался жизнью в США, но мечтал вернуться в Никарагуа, в сельский дом среди деревьев. Как ирландка, поселившаяся в Англии, я понимала это стремление. Я ирландка до мозга костей, но также считаю себя истинной жительницей Лондона. В разные дни я могу выдвигать любую из этих личностей на первый план. Думаю, тем, кому никогда не приходилось эмигрировать, трудно понять, как место, в котором больше не живешь, все еще может казаться домом.
Томас забрал меня из мотеля, после того как я позавтракала на заправке. Одет он был опрятно, но небрежно и носил бейсболку. Когда мы ехали через город в его грузовике, Томас рассказывал о месте наших предстоящих встреч. Порт-Артур – нефтяной город: нефтеперерабатывающие заводы усеивают морской пейзаж, как внушительные металлические триффиды[4]. Даже среди милых деревянных домов жилых районов попадаются небольшие промышленные предприятия. Томас сказал, что большинство людей, с которыми он меня познакомит, приехали в Порт-Артур, чтобы устроиться на нефтеперерабатывающий завод. Я предположила, что их решению эмигрировать способствовало знание о том, что в городе есть большая община мискито.
– Вы когда-нибудь видели гриси сикнис? – спросила я.
– Да, – кивнул он. – Когда я еще учился в школе, это случилось с несколькими моими знакомыми. Школу закрыли, и нас отправили домой. Больных заперли в классе.
– Их заперли внутри?
– Да, нужно было это сделать, иначе они убежали бы в джунгли. Вам еще расскажут об этом, – сказал он, останавливая грузовик у дома, перед которым было припарковано с полдюжины машин. Это был типичный одноэтажный дом, выкрашенный в пастельные цвета, но из-за большого количества автомобилей он выглядел так, словно здесь собирались устроить вечеринку. Музыка вырывалась на улицу через открытое окно.
Игнасио, коренастый мужчина лет сорока, появился в дверях, тепло поприветствовал нас и провел внутрь, чтобы усадить за большой прямоугольный стол. Инстинктивно я села в углу, прислонившись спиной к стене. Я хотела иметь возможность видеть все и впитывать атмосферу, но также чувствовала себя вынужденной прятаться. Опустившись на стул, я поняла, что за мной наблюдают. Несколько человек уже сидели за столом, а другие слонялись по кухне и гостиной. Меня быстро и сбивчиво всем представили. Рождественская елка в углу была необходимым мне напоминанием, что новый год только начался. Запахи еды наполнили дом, и огромная акустическая система пульсировала тяжелой барабанной музыкой.
– Музыка Никарагуа. Вам нравится? – спросил Игнасио.
Это был дом Игнасио и Марии. Они прожили в США более 30 лет. По просьбе Томаса супруги собрали группу мискито для встречи со мной. Глядя на мужчин и женщин за столом, я сразу поняла,
