Право и литература. Как Пушкин, Достоевский и Толстой придумали Конституцию и другие законы - Алим Хусейнович Ульбашев
В полной мере мысль о республике будет реализована в России лишь тогда, когда каждый ее гражданин наконец осознает то, что в прошлом, к сожалению, не довелось узреть толстовскому Левину: общественное дело — это дело каждого из нас, страх перед ним сравни преступлению. Без общего счастья не может быть счастья личного, как, впрочем, и наоборот.
LIBERAL VALUES
Статья 2
Человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина — обязанность государства.
Авторы Конституции, если и сознаются в будущем, что признали человека и его права высшей ценностью по чьему-то велению, немало удивят публику, выдав имена своих «советчиков»: Александр Пушкин и Николай Гоголь, Федор Достоевский и Андрей Платонов. Действительно, тема человека и его самоценности начинает волновать русских писателей не позднее рубежа XVIII–XIX веков, став едва ли не самой важной философской проблемой в литературе.
Но насколько изменились представления россиян об общих ценностях и насколько они созвучны мыслям наших предшественников? К слову, в действующей Конституции слово «ценности» упоминается больше десяти раз — в контексте культурных, материальных и так называемых традиционных семейных ценностей.
Над ценностями иронизирует Виктор Пелевин в «Generation П». «А ты не знаешь случайно, откуда это слово взялось — “лэвэ”?» — спрашивает один из его персонажей, на что получает циничный ответ: «Это от латинских букв “L” и “V”. Аббревиатура liberal values[197]»[198]. По такой логике для современной России, провозгласившей в начале 1990-х годов возвращение к либерально-демократическому, капиталистическому пути развития, деньги должны быть важнейшей ценностью. Эта мысль восходит к старинному выражению британского деятеля профсоюзного движения Томаса Даннинга, что нет такого преступления, на которое не пошел бы капиталист ради прибыли в триста процентов[199]. Именно Даннинга цитирует Маркс в «Капитале»[200].
Однако подобный взгляд вульгаризирует либерализм и противоречит духу Конституции. В российском законодательстве выстроена ясная иерархия конституционных ценностей, на вершине которой находится человеческая личность. Человек — вот главная либерал вэлью, но никак не деньги. Человек не измерим рублями и золотом. Он не просто ценен в глазах Конституции, он бесценен. И 2-я статья Конституции ясно говорит об этом: человек, и только он, — высшая ценность нашего общества. Блеск бриллиантов и изумрудов, исходящий от всех прочих ценностей, меркнет по сравнению с ослепляющим светом человека.
Многие слышали словосочетание «маленький человек»[201]. В 1840 году Виссарион Белинский пишет рецензию на вышедшую ранее пьесу Николая Гоголя «Ревизор»: «…горе маленькому человеку, если он, считая себя “не имеющим чести быть знакомым с г. генералом”, не поклонится ему или на балу не уступит места, хотя бы этот маленький человек готовился быть великим человеком!.. тогда из комедии могла бы выйти трагедия для “маленького человека”»[202]. Смысл этих слов не требовал дополнительных разъяснений для мало-мальски грамотного носителя русского языка первой половины XIX века. Более чем ясны они и сегодня.
Считается, что первым «маленьким человеком» в русской литературе стал Самсон Вырин из «Станционного смотрителя», входящего в пушкинский цикл «Повести покойного Ивана Петровича Белкина». Станционный смотритель, как доходчиво объясняет Пушкин, относится к самому нижнему рангу в чиновничьей иерархии. «Всю досаду, накопленную во время скучной езды, путешественник вымещает на смотрителе. Погода несносная, дорога скверная, ямщик упрямый, лошади не везут — а виноват смотритель»[203].
Единственной отдушиной в безрадостной жизни Вырина была его дочь Дуня. Но весь мир «маленького человека» рушится в одночасье, когда Дуня сбегает от отца с возлюбленным. Теперь она замужем за богатым гусаром Минским и живет в Петербурге. А Самсон Вырин, тоскуя в одиночестве по дочери, спивается и умирает.
Вырин у Пушкина вызывает неподдельное читательское сочувствие. Любопытно, что «маленьким человеком» оказывается именно чиновник, хотя и низшего ранга. Такой чиновник не имеет ничего общего с теми столоначальниками, которых мы видели в литературе прежде.
Для сравнения. В «Путешествии из Петербурга в Москву» Радищев рассказывает, с каким бессердечием и формализмом в чиновничьих кабинетах относятся к чаяниям живых людей, их насущным жалобам и прошениям: «Жалобницы от меня не примут. Спросят, какое я на то имею право; потребуют от меня верющего письма (доверенности. — Прим. авт.). — Какое имею право? <…> Ужели сего мало, что страждет мой согражданин? — Да и в том нет нужды. Он человек: вот мое право, вот верющее письмо»[204]. Радищевских чиновников читатель ненавидит, пушкинского Вырина — жалеет, хотя, возможно, станционный смотритель и сам бывал груб с проезжими, требовал бестолковых бумаг с подписями и сургучными печатями.
Похожий образ «маленького человека» — и снова чиновника «из одного департамента» — предстает в «Шинели» Николая Гоголя. Титулярный советник Акакий Акакиевич Башмачкин вобрал в себя всю ту бессмысленность и глупость, которую только можно представить в бюрократических буднях. «Какой-нибудь помощник столоначальника прямо совал ему под нос бумаги, не сказав даже “перепишите”, или “вот интересное, хорошенькое дельце”, или что-нибудь приятное, как употребляется в благовоспитанных службах. И он брал, посмотрев только на бумагу, не глядя, кто ему подложил и имел ли на то право. Он брал и тут же пристраивался писать ее»[205]. Гоголь, и сам работавший некоторое время в тогдашнем Министерстве уделов, хорошо знал специфику чиновничьего труда и большого почтения к ней никогда не испытывал.
По сюжету титулярный советник Башмачкин лелеет давнюю мечту — купить новую шинель. Вся его жизнь подчинена этой незамысловатой цели. Поэтому он воспринимает долгожданную обновку как истинное чудо: сама эта деталь крайне важна и в гротескной форме характеризует жалкость чиновничьего мышления. Но в первый же день титулярный советник становится жертвой уличных грабителей, силой отбирающих у него шинель. «Акакий Акакиевич хотел было уже закричать “караул”, как другой приставил ему к самому рту кулак величиною с чиновничью голову, примолвив: “А вот только крикни!” Акакий Акакиевич чувствовал только, как сняли с него шинель, дали ему пинка коленом, и он упал навзничь в снег и ничего уж больше не чувствовал»[206].
Безутешный главный герой обращается к приставу, чтобы отыскать грабителей, но, увы, все безрезультатно. И тут с читателем происходит незаметная перемена: к Акакию Акакиевичу мы больше не испытываем презрения, а воспринимаем
