Модели культуры - Рут Бенедикт
Отравление дурманом постигла у пуэбло Юго-Запада примерно та же участь, что и техники голодания. Практика существует, но она обезврежена. Впадение в забытье дня на четыре под действием дурмана, которое практикуется у индейцев Южной Калифорнии – не для них. Данный наркотик они используют, как это было в древней Мексике, для опознания вора. Жрец, совершающий обряд, кладет в рот человеку, для которого предназначен этот наркотик, небольшую дозу, затем уходит в соседнюю комнату и слушает, как с уст его срывается имя виновного. Вовсе не предполагается, что человек в какой-то миг должен впасть в кому. Он то впадает в сон, то начинает бродить по комнате. Говорят, что на утро он не помнит ничего о полученном озарении. Основной заботой становится устранение всех следов наркотика, и для избавления от опасной священной силы этого растения прибегают к двум техникам. Сначала, человеку четыре раза дают средства, вызывающие рвоту, чтобы избавить его от любых остатков наркотика. Затем его волосы моют в мыльной пене из корней юкки. Другой способ применения дурмана лежит еще дальше от дионисических стремлений. Жрецы уходят в ночи, чтобы в определенных условиях высадить молитвенные палочки, чтобы «попросить птиц петь о приходе дождя», и в такие моменты жрецам насыпают небольшое количество измельченного корня в глаза, уши и рот. В этом случае какую-либо связь с физическими свойствами наркотика проследить невозможно.
Еще более радикально отличается отношение пуэбло к пейоте. Они живут недалеко от Мексиканского нагорья, где добывают пейоте, и апачи и индейцы равнин, с которыми у них связи развиты больше всего, употребляют пейоте. Однако среди пуэбло эта практика не прижилась. Ее недавно переняла небольшая антиправительственная община в Таосе – наименее типичное и наиболее похожее на равнинных индейцев из пуэбло. Но в других местах она так и не была принята. Следуя своим строгим аполлоническим нравам, пуэбло не испытывают доверия к состояниям, которые заставляют человека пересечь черту или лишают его трезвости, и потому отвергают их.
Отвращение их столь сильно, что благодаря ему американские алкогольные напитки не превратились среди них в проблему административного характера. Во всех остальных индейских поселениях США алкоголь неизбежно превращался в проблему. Никакой контроль со стороны государства не способен преодолеть страсть индейцев к виски. Однако среди пуэбло такой проблемы не возникало. Они не производили никаких местных алкогольных напитков в старые времена, не производят и теперь. И разумеется, не бывает такого, чтобы каждая поездка в город и для молодежи, и для стариков, заканчивалась дебошем, как это случается, к примеру, у близ живущих апачей. У пуэбло нет какого-то религиозного табу на употребление спиртного. Все гораздо глубже. Пьянство им омерзительно. Когда зуни только столкнулись со спиртным, старейшины объявили его вне закона, и правило это так соответствовало их духу, что его легко стали соблюдать.
С еще бóльшим единодушием были отвергнуты пытки. Пуэбло, в особенности восточные их представители, жили в тесном соприкосновении с двумя очень разными культурами, в которых самоистязание имело важнейшее значение: индейцы Великих равнин и мексиканские Penitentes (Общество кающихся). Также культура пуэбло имеет много общих черт с ныне исчезнувшей цивилизацией древний Мексики, в которой практиковались пытки, и в качестве подношения богам люди часто пускали себе кровь, особенно с языка. Индейцы равнин пытали себя с целью обрести состояние забвения, в котором им являлось видение. Общество кающихся в Нью-Мексико – последняя сохранившаяся в далеком уголке мира секта средневековых испанских флагеллантов, которые до сих пор сохранили традицию в Страстную пятницу проводить обряд отождествления с распятым Христом. Кульминацией обряда становится распятие Христа, которого изображает один из членов культа. На рассвете в Страстную пятницу процессия выходит из дома кающихся, и, шатаясь под тяжестью огромного креста, ступает Христос. За ним следуют его братья с оголенными спинами и при каждом своем медленном шаге бьют себя плетьми из кактуса, к которым прикреплены колючки растения чольи. Издалека их спины выглядят так, словно они покрыты богатой красной тканью. Этот «ход» шествует почти два с половиной километра, и в конце Христа привязывают к кресту и поднимают. Если он или кто-то из бичующихся умирает, его обувь выставляют на пороге его дома, а оплакивать его воспрещается.
Индейцы пуэбло не понимают самоистязания. У каждого на руке есть по пять пальцев, и, если его не пытали, чтобы добиться признания в колдовстве, на них не появится ни единого шрама. На спинах их нет ни рубцов, ни шрамов от содранных полос кожи. У них нет обрядов, во время которых они бы приносили в жертву собственную кровь или использовали ее для прошения о плодородии. Раньше им доводилось причинять себе определенную боль во время обрядов посвящения в момент достижения наивысшей точки волнения, но эти случаи скорее были, по существу, буйством молодости. В воинском культе Общества кактуса они с разбегу наносили себе и друг другу удары кнутом из кактуса с острыми иглами. В Обществе огня они разбрасывали угли костра, подобно конфетти. Ни в том, ни в другом случае они не стремятся ни к опасным для мозга состояниям, ни к ненормальным ощущениям. Трюки с огнем, распространенные у пуэбло и у индейцев Великих равнин, бесспорно, не являются средством самоистязания. После хождения по углям, какими бы они ни были, на ногах не остается ожогов, а после глотания огня, язык не покрывается волдырями.
Практика избиения бичом также не подразумевает под собой пытку. Плеть бьет не до крови. В отличие от индейцев Великих равнин, ребенок зуни не бахвалится крайностями подобных обрядов. Когда в детстве или юношестве на обряде посвящения его бьют плетьми, он может плакать и даже звать мать в моменты, когда на него опускаются удары богов в масках. Взрослые в ужасе отвергают мысль о том, что плети могут оставить шрамы. Поркой «изгоняют все беды», то есть это проверенный обряд изгнания из человека злых духов. То, что в других народах те же действия совершаются с целью самоистязания, никак не влияет на то, в каких случаях к ним прибегают в данной культуре.
Раз экстаза не пытались достичь ни голодом, ни пытками, ни наркотиками, ни алкоголем, ни под личиной видения, то и танец не служил средством его достижения. Пожалуй, ни один народ Северной Америки не танцевал столько, сколько пуэбло Юго-Запада. Но никогда они не танцуют
