Хроники и документы времен Столетней войны - Коллектив авторов
В этом отрывке особого внимания заслуживает замечание о больших денежных суммах, потраченных Ле-Белем ради получения необходимой информации. Однако какой смысл в него следует вкладывать? Наиболее правдоподобное толкование представляется нам таким: хронист совершал дальние и дорогостоящие путешествия в поисках достоверного материала или же (что более вероятно) возлагал эту задачу на своих подручных. Как бы то ни было, прежде чем принять такое толкование, следует выяснить, насколько надежным является свидетельство Фруассара. Общий характер его высказываний позволяет думать, что сам он никогда не виделся с Жаном Ле-Белем и знал о нем только понаслышке. Утверждение Фруассара о том, что Ле-Бель трудился над «Правдивыми хрониками» всю свою жизнь, не соответствует действительности и бросает тень сомнения на весь его рассказ. Настораживает и то, что Фруассар, обычно весьма словоохотливый, не указывает, какие именно важные события льежский каноник имел возможность наблюдать, находясь подле Жана де Бомона. Видимо, он сам не имел об этом точного представления. В итоге напрашивается вывод, что Фруассар мог преувеличить размах исторических изысканий Ле-Беля, чтобы придать больше веса своему собственному труду, в основу которого лег материал «Правдивых хроник».
Однако допустим, что «экспедиции» за информацией действительно имели место. Какие же задачи ставил перед собой Ле-Бель в этом случае? Несомненно, его главной и единственной целью был опрос очевидцев тех или иных событий, но отнюдь не поиск письменных свидетельств. В «Правдивых хрониках» нет ни одного фрагмента, имеющего в своей основе какой-нибудь нарративный или документальный источник. Все повествование построено на данных, полученных устным путем. Можно предполагать, что эта особенность творческого метода Ле-Беля стала результатом недоверия, которое он испытывал ко всем чужим сочинениям о войнах его эпохи.
Что касается обработки уже собранного материала, то и здесь мы не можем идти дальше предположений. Весьма вероятно, что окончательному варианту различных частей хроники предшествовал их черновой набросок или план, в котором Ле-Бель как-то систематизировал и упорядочивал накопленную информацию в логико-временной последовательности. Окончательный вариант, скорей всего, заносился на бумагу писцами под диктовку хрониста, причем последний, будучи связан лишь общим планом рассказа, мог позволить себе импровизировать на ходу.
В «Прологе» Ле-Бель четко определяет свои творческие задачи и прямо указывает на причины, побудившие его взяться за перо. Подвергнув жесткой критике стихотворные хроники, попавшие в его поле зрения, он заявляет, что намерен, в противовес им, составить для потомков достоверное и непредвзятое описание военных событий недавнего прошлого. При этом он постарается неукоснительно соблюдать следующие принципы: стиль изложения должен быть предельно лаконичен и свободен от литературных прикрас, которые свойственны поэтическим сочинениям и рыцарским романам; подвиги героев следует описывать реалистично и давать им адекватную оценку, чтобы не вызвать у читателя сомнения в их достоверности; рассказ должен строиться на собственных воспоминаниях автора и свидетельствах надежных очевидцев.
Этот набор принципов свидетельствует о стремлении Ле-Беля избежать умышленной предвзятости в своем рассказе. Однако само понятие предвзятости он рассматривает с чисто рыцарской точки зрения; оно лишено для него политического и нравственного смысла. Главное для него — точно отобразить военные достижения противоборствующих сторон. Что же касается политических симпатий и нравственных оценок, то здесь Ле-Бель оставляет за собой право свободно высказывать свое мнение. Уже в начале «Пролога» он предупреждает, что главным героем его труда будет «благородный король Эдуард Английский». И действительно, читая первую часть «Правдивых хроник», можно без труда убедиться, что авторские симпатии целиком отданы Эдуарду III, но никак не его противнику, Филиппу VI Валуа. Если первый постоянно аттестуется как «благородный король», то в случае со вторым этот эпитет многозначительно опущен. Рассказав о том, как пэры и бароны Франции отвергли права Эдуарда III на французский престол, Ле-Бель воздерживается от вынесения собственного суждения по этому поводу. «Многим людям тогда показалось, — осторожно замечает он, — что французский престол ушел из-под власти законной династии»[6]. Однако в дальнейшем тенденциозная позиция автора все-таки дает о себе знать. Когда речь заходит о событиях осени 1339 г., Ле-Бель «проговаривается»: «Король Эдуард выступил из брабантского города Вильворде, дабы пройтись огнем и мечом по королевству Французскому и сразиться с королем Филиппом де Валуа, который силой и вопреки справедливости удерживал французский престол»[7]. В тексте нет никаких ремарок, которые поясняли бы, что последнее утверждение не является авторским, а лишь отражает позицию английской стороны. Поэтому мы в праве заключить, что Ле-Бель дал волю своим личным политическим пристрастиям.
Если образ Эдуарда III окружен на страницах «Правдивых хроник» ореолом славы и героизма, то Филипп VI часто изображается Ле-Белем в довольно неприглядном свете. Так, например, хронист ставит ему в вину неоправданную жестокость, проявленную по отношению к жене и детям Робера д'Артуа, который, спасаясь от королевского правосудия, был вынужден бежать за границу: «Когда король увидел, что мессир Робер стал для него недосягаем, то приказал схватить его жену — свою собственную сестру, а также его сыновей, и посадил их в темницу под суровый надзор. Он держал их там столь долго, что дама умерла в заточении. Уже не стало и самого мессира Робера, а король упорно продолжал держать его сыновей в темнице и делал это почти до самой своей смерти… Оставаясь глухим к любым просьбам, уговорам и родственным чувствам, он не желал изменить своего решения, но, в добавление всего, конфисковал все имущество узников и велел содержать их в таких суровых условиях, как если бы они были ворами или убийцами»[8]. Неодобрительные интонации проскальзывают в голосе хрониста и тогда, когда он рассказывает о карательных мероприятиях, предпринятых Филиппом VI против герцога Жана Брабантского за то, что тот посмел приютить Робера д'Артуа в своих владениях. Ле-Бель исподволь подводит читателя к мысли, что французский король сам накликал беды на себя и свою страну. Грубо вмешиваясь во внутренние дела нидерландских правителей и демонстрируя полное пренебрежение к их политическим интересам, Филипп VI предопределил их переход на сторону Англии в грядущей войне. Устроив беспощадную охоту за своим недавним советником, Робером д'Артуа, он добился лишь того, что этот сеньор перешел на службу к Эдуарду III и отдал все свои силы на разжигание конфликта между двумя странами. Казнь влиятельного гентского рыцаря Сойе де Куртре, совершенная по приказу Филиппа VI, привела к тому, что общественное мнение Фландрии окончательно склонилось на сторону англичан.
Довольно выпукло показав несправедливость, жестокость и политическую близорукость французского
