Кино после Сталина - Павел Константинович Финн

1934

[ГЦМК]

В 1915 году 14-летний Пырьев отправился на фронт и воевал на полях Первой мировой в составе 32-го Сибирского полка. Он был дважды ранен и получил Георгиевские кресты 3-й и 4-й степеней.

Весной 1918 года Иван Пырьев заболел тифом, чудом выздоровел, так как лекарств не хватало. После чего записался в ряды Красной армии и в партию…

Карьера Ивана Пырьева в кино внешне была блестяща. Он снимал комедии, которые обожали зрители, во многом, конечно, из-за образа Марины Ладыниной. По сути, он долгое время был властным «хозяином кино», вершителем судеб и тираном.

Но почему к концу «карьеры» он пришел к Достоевскому? К поиску в человеческой душе какой-то глубоко спрятанной в ней боли? Может, потому что это было близко его неутолимой душе?

II Московский международный кинофестиваль. Григорий Александров и Софи Лорен

1961

[ГЦМК]

Сергей Эйзенштейн во время съемок фильма «Октябрь» («Десять дней, которые потрясли мир»)

Фотограф А.И. Сигаев

1927

[ГЦМК]

Сергей Эйзенштейн и Эдуард Тиссэ в Мексике 1931

[ГЦМК]

И на самом деле не комедиографом был этот «ученик Эйзенштейна», а хоть и стихийным, и варварским, но все же исследователем человека. И, может быть, более опытный, наблюдательный и внимательный, чем я, знаток кино найдет даже в «народных» комедиях Пырьева «следы» эстета Эйзенштейна?

Григорий Александров был не только учеником. Помощник, ассистент на «Броненосце», даже соавтор и сопостановщик фильма «Октябрь».

Летом 1929 года в длительную командировку в Западную Европу и Америку Сергея Эйзенштейна вместе с Григорием Александровым и Эдуардом Тиссэ отправил лично товарищ Сталин. В командировочном удостоверении Эйзенштейна значилось: «для освоения звуковой кинотехники».

Осваивал Эйзенштейн не только кинотехнику. И в Америке, и потом в Мексике.

А тем временем…

Приказом Всесоюзного художественного комитета 5 августа 1930 года Государственный техникум кинематографии преобразован в Государственный институт кинематографии (ГИК).

Эйзенштейн вернулся в СССР в 1932 году и стал заведующим кафедрой режиссуры ГИКа. Все студенты института, не только режиссеры, стремились на его лекции. В сравнительно небольшом зале института набивалось столько народа, что были заполнены все проходы и даже подоконники.

«Сергей Эйзенштейн никогда не читал лекции за кафедрой. Он ходил по аудитории, рисовал на доске и много шутил. <…> Ученикам занятия казались импровизациями, но к каждому уроку Эйзенштейн готовился по шесть часов»[46].

В мае 1935 года Эйзенштейн начал съемки своего нового фильма «Бежин луг». В основе этой кинотрагедии убийство пионера Павлика Морозова, сообщившего в сельсовет о сговоре своего отца с врагами коллективизации. После просмотра фильма в черновом монтаже Главное управление кинопромышленности приостановило съемки, а отснятый материал был забракован. До завершения двухлетней работы Эйзенштейну не хватило 11 дней.

«Несмотря на намерение дирекции “Мосфильма” возобновить работу по другому сценарию – писателя Бабеля, съемки не были продолжены»[47].

Начальник Главного управления кинопромышленности Шумяцкий, выполняя личное поручение Сталина, опубликовал 19 марта 1937 года в газете «Правда» разгромную статью о фильме «Бежин луг».

Участники Московского кинофестиваля 1935 г. Слева направо: 2-й – председатель жюри фестиваля Б. Шумяцкий, 4-й – нарком по иностранным делам СССР М. Литвинов, 6-й – режиссер А. Птушко, 7-й – художник С. Мокиль, 9-й – сценарист С. Болотин

[ГЦМК]

«Запретить постановку ввиду антихудожественности и явной политической несостоятельности фильма…» (Из Постановления Политбюро ЦК ВКП(б) о запрете постановки кинофильма «Бежин луг»)[48].

Политическая несостоятельность – серьезное обвинение с возможными серьезными последствиями. Автор «Броненосца» отделался «малой кровью». Публичным покаянием. Из ВГИКа его убрали. Но в 1940-м все-таки вернули…

Эйзенштейновский предвоенный набор… Доучивались и защищали дипломы уже в Алма-Ате, куда были эвакуированы вместе с учителем и всем институтом.

Двое – его учеников, Владимир Венгеров и Михаил Швейцер, друзья со студенческих лет. Они и первую свою большую работу сделали вместе. В 1954 году на Ленфильме – фильм «Кортик» по любимой всеми мальчишками повести Анатолия Рыбакова.

Потом разъехались. Швейцер в Москву, Венгеров остался в Ленинграде. Расстояние между двумя городами и разность режиссерских судеб не влияли на дружбу. Доказательство? Их удивительная переписка, длившаяся 50 с лишним лет. «Ты у меня один»[49].

«Я ученик Эйзенштейна, – любил говорить Швейцер. – Я действительно помню многие его заветы…» То же самое мог и, наверняка, говорил Венгеров.

Признаюсь, в его режиссерской манере я не улавливал заметного влияния учителя. Скорее, наоборот. Другие ритмы, другой монтаж. И, если так можно выразиться: «адекватное» превращение литературного языка в кинематографический.

Швейцер тоже был близок к этому. Его известное кино тоже в основном литературного происхождения. Недаром, еще в Алма-Ате их внимательный учитель, выбрав им для курсовой работы «Войну и мир», посоветовал: «Читайте роман и делайте, как Лев Толстой написал».

И только, пожалуй, в картине «Время, вперед!» Швейцер в своем кино в чем-то «вспомнил» кино своего учителя.

Фильм воссоздает ритм жизни одной из ударных строек первых пятилеток, погружая зрителя в атмосферу трудового энтузиазма молодых романтиков-первопроходцев 30-х…

В «открытых источниках» я нашел неожиданное определение жанра этого фильма – «оптимистическая драма». Я думаю, происхождение этого оксюморона прежде всего связано с замечательной и знаменитой музыкой Георгия Свиридова, которая звучит как само время, стремящееся вперед.

Михаил Швейцер

1975–1985

[ГЦМК]

Иногда режиссеру не просто решиться на яркую музыку, которая может не слиться с изображением, подавить, существовать отдельно. Однако Эйзенштейн решился в «Иване Грозном» на музыку Прокофьева и выиграл. Так и его ученик выиграл картину, решившись на незабываемую музыку Свиридова.

И, конечно, ритм, ритм, ритм! И актеры, и эмоциональный монтаж, и острое соединение с хроникальными кадрами.

Мог бы появиться еще один фильм Швейцера, тоже близкий к заветам учителя.

«Много лет маячил Маяковский. Еще в шестидесятые, вместе с Геной Шпаликовым, они написали сценарий. Маяковский должен был завершить трилогию трагикомедии тридцатых – мучительно любимых Швейцером годов… Шли разговоры о Маяковском»[50].

Шпаликов обладал удивительным свойством. С каждым новым «старшим» – а это были Хуциев, Некрасов и вот теперь Швейцер – он, безусловно уважая их и любя, вел себя так, словно это были его ровесники. Он быстро сдружился с Швейцером и с его женой Софьей Милькиной.

Сценарий назывался, как стихотворение Маяковского, «А вы смогли бы?» Да