Полный спектр - Тери Нова
Мои друзья пали жертвами своих чувств, и я не могу быть тем, кто станет следующим. Если привязанности не утянут меня на дно и не уничтожат нас обоих, это будет считаться новым чудом. Моя жизнь остается прикованной к «Стиксу», как бы я ни ненавидел все это, остаюсь преданным организации до мозга костей, и каждый новый день доказывает, что Ремеди не место в прогнившей части этого мира. Я полностью осознал свою ошибку. Ей так идет неведение, она учит испанский, смешно коверкая слова, произношение просто ужасно, я это знаю, потому что испанский – один из обязательных языков в программе подготовки для миссий в Южной Америке и Европе. Бога ради, я вырос в Сан-Диего, и мой лучший друг был испанцем, и то, как Ремеди издевается над гласными – почти преступление.
А еще этот пес, который свирепо скалится в мою сторону, стоит приблизиться к девушке на лишний дюйм или попытаться отвоевать себе место в нашей кровати. Ремеди тискает его, балуя новыми игрушками каждый божий день, мне хочется прокричать: «Эй, я, черт возьми, прямо здесь!», но она слишком беззаветно счастлива, когда увлечена этой черно-белой щеткой для обуви, чтобы я смел возражать. Я узнал, что Ремеди хотела собаку, пролистав ее книгу и найдя там заметки и милые сердечки на иллюстрации с кернтерьером. Мы взяли другую породу, но, похоже, Ремеди не привередлива в этом плане, хотя я бы купил ей сотню собак, лишь бы она вот так улыбалась, зарываясь носом в его всклокоченную шерсть.
– Как тебе отдых на нашем курорте, приятель? – спрашиваю, входя в комнату, пахнущую мочой и смертью. – Извини, уборка номеров отменяется.
Шестифутовая туша свисает с потолка, подвешенная за ноги. При звуке моего голоса пленник начинает скулить, раскачиваясь из стороны в сторону, и я усаживаюсь на край кровати, из которой три дня назад вытащил его в разгар трудового дня. Я мог бы провести счастливые часы с Ремеди, но потратил полдня на неудавшуюся попытку допроса, так что впоследствии решил дать говнюку еще немного времени, чтобы одуматься. Он оказался крепче, чем я думал, поскольку его голова до сих пор не лопнула от напряжения, но это также и моя заслуга. Силовики в «Стиксе» придумали метод подвешивания, при котором раз в два часа тело переворачивается, давая крови возможность циркулировать. Так шанс, что ублюдок останется жив, увеличивается, периодами он теряет сознание и получает не хилую дезориентацию.
– У меня есть идея. – Раскосые глаза Савио, налитые кровью, пробегают по мне в страхе, но что-то подсказывает, что он еще не готов заговорить, поэтому не спешу срывать скотч, которым заклеен его гадкий рот. – Говорят, что твой босс не очень приятный человек даже со своими близкими, и это навело меня на мысль, что он не обрадуется, если я пущу слух, что ты работал на нас все это время. Как думаешь, что он сделает с тобой, если я просто выпущу тебя на улицу прямо сейчас?
Мужчина пытается ответить, но его рот под замком.
– Пожалуйста, не спеши, обдумай это, пока мои люди будут переносить необходимую нам информацию на твои телефон и компьютер, подделывая цифровой след.
Он уже покрыт порезами и лишен каждого пальца и самоуважения, на краях обрубков теперь красуются обугленные куски кожи, прижженные утюгом, которым неудачник гладил свои накрахмаленные рубашки. Савио Менендес – мелкая рыбешка, у таких в штате нет горничных, так что он многое делал сам, а это значит, что его также отличает одно особенно важное качество – умение до блеска вылизывать задницы. Вот почему, пройдясь по списку людей, собранному Ремеди, я выбрал его.
Савио страшится смерти, бесспорно, но больше всего его пугает кара, приведенная в исполнение главарем синдиката. Никто не знает его имени, лица и местоположения, для нас этот человек – огромное слепое пятно, но это лишь вопрос времени, я усердно работаю над поисками говнюка и не остановлюсь, пока не завершу начатое. Из записей Ремеди ясно, что он каким-то образом связан с «доберманами» – печально известной бандой, которая за короткое время разрослась до целой организации. Долгое время мы просто позволяли им зверствовать, считая слишком никчемными во всей этой темной пищевой цепочке. Раньше они не посягали на торговлю людьми, промышляя лишь грабежами и контрабандой, по крайней мере, так мы всегда думали.
До тех пор, пока моя обожаемая умная и проницательная Ремеди не нашла зацепки. Она связала фрагменты информации не только с этими псами. Краем глаза я подсмотрел, над чем работает Линкольн, и, судя по увиденному, Наоми тоже была одной из выживших. Эта поганая сеть настолько разрослась, что становится тошно, разные люди, разные места, но всегда одна цель. Это тянется давно, но для меня все началось со смерти Шайен, потом они добрались до Ремеди, Линка и Джоша. Сколько же таких ответвлений и щупалец я должен отрубить, чтобы навсегда перекрыть чудовищный трафик, циркулирующий по всей стране.
– Я сделаю исключение и обеспечу тебе прикрытие, только назови место.
Мне нужно знать, где обосновался безликий Большой Босс, чтобы как можно раньше пресечь вероятность следующих поставок. Кровь становится ледяной от одной мысли о том, что прямо в эту минуту я уже могу серьезно отставать от них. Черт, мне нужны Линкольн и Джош, особенно когда федерал уже висит у нас на хвосте. Да, я пробил тачку, преследовавшую меня с момента покупки кольца для Ремеди, не пройдет много времени, прежде чем ФБР сделает ход.
Нарочно медленно снимаю скотч, продлевая мучения Менендеса, тот откашливается, втягивая в себя кислород.
– Воды, д-дай мне вод-ды… – хрипит, пытаясь сплюнуть на пол кровь, должно быть, бедняга прикусил язык.
По кругу обхожу тело, убеждаясь, что увечья не вызвали внутреннего кровотечения, и беру уже открытую бутылку с водой, стоящую на прикроватной тумбе в двух футах от его лица. Я оставил ее в свой прошлый визит как небольшой источник мотивации. Протянув руку за спину, сильным рывком дергаю за ремень на стене, служащий подъемным рычагом, и все тело Савио делает небольшой разворот, кровь постепенно отливает от его отекшего лица, по которому струится пот.
Он дергает руками, но вспоминает, что пальцы на них отрезаны, и боль потери искажает его черты.
– Не грусти, на их месте мог быть твой член, так что я проявил небывалую выдержку, – говорю, затыкая его рот
