Осень по договору: Жена на шесть месяцев - Ива Шелест

Дима молчал, попятившись к стене.
— Потому что она настоящий человек. А ты... — я наклонился к нему, — ты просто трус.
— Глеб, — Ника подошла ближе, коснулась моей руки. — Пожалуйста.
Ее прикосновение подействовало как холодная вода. Я выпрямился, разжал кулаки. Дима стоял бледный, прижавшись спиной к стене, и я понял — еще секунда, и я бы потерял контроль.
— Соня, — Дима попытался обратиться к дочери, и в голосе зазвучали умоляющие нотки, — не дай им настроить тебя против меня. Я хочу наладить отношения...
— У меня уже есть отец, — сказала Соня спокойно, глядя на меня. — Настоящий отец.
— Но я... я же твой биологический...
— Биология — не семья, — отрезала она. — Семья — это те, кто остается рядом. А вы ушли.
Дима понял, что проиграл. В его глазах мелькнула растерянность, потом злость. Но злость бессильная.
— Хорошо, — сказал он, хватая куртку. — Но это не конец. У меня есть права...
— Какие права? — спросил я с любопытством. — Подать в суд на алименты на самого себя за одиннадцать лет? Требовать общения с ребенком, от которого вы отказались?
— Я не отказывался...
— Документально — нет. Фактически — полностью. — Я пожал плечами. — Попробуйте доказать обратное.
Он ушел, не сказав больше ни слова. Хлопнул дверью кафе и исчез в дождливой серости улицы. Несколько посетителей проводили его взглядами, потом перевели внимание на нас. Я обнял Нику и Соню за плечи.
— Все. Забудьте о нем.
— Спасибо, — прошептала Ника. — Спасибо, что не дал ему меня запутать.
— Ты бы не запуталась, — возразил я. — Ты сильнее, чем думаешь. А вот я дал слабину, не смог усидеть на месте.
Мы вышли из кафе под дождь, который усилился и теперь барабанил по крыше машины. По дороге домой никто не говорил, но в салоне царила особая атмосфера — спокойствие после бури, облегчение от того, что неприятная страница наконец перевернута.
— Как вы? — спросил я, когда мы подъехали к дому.
— Хорошо, — ответила Соня. — Правда. Теперь я знаю точно — мне не нужны такие родственники.
Дома мы молча разделись, молча поужинали тем, что приготовила Анна Петровна. Соня рано ушла к себе — эмоции дня вымотали ее. А мы с Никой остались вдвоем на диване в гостиной.
— Спасибо, — сказала она снова, устраиваясь у меня на плече.
— За что?
— За то, что защитил нас. За то, что был готов...
— Готов что?
— Готов подраться за нас. — Она подняла голову, посмотрела на меня. — Я видела твое лицо. Ты был готов его ударить.
— Был, — признался я. — И только твоя рука меня остановила.
— Хорошо, что остановила. Он того не стоил.
Мы сидели в тишине, слушая, как за окном шумит дождь и где-то вдалеке играет музыка. В груди разливалось спокойствие — то самое, которое приходит, когда понимаешь, что все на своих местах.
Прошлое больше не могло причинить нам боль. Будущее было туманным, но не страшным. А настоящее было идеальным — мы втроем, дома, в безопасности.
— Я люблю тебя, — прошептала Ника.
— И я тебя люблю, — ответил я. — Обеих. Вас обеих.
Этого было достаточно. Большего и не требовалось.
Глава 40. Ника: Идиллия и буря
Декабрь накрывал город снегом, а я стояла у окна кухни с чашкой кофе, наблюдая, как хлопья оседают на подоконнике. Из гостиной доносился голос Сони — она читала вслух английский текст, готовясь к контрольной.
— Мам, а "I have been studying" — это какое время? — крикнула она.
— Present Perfect Continuous, — ответила я, не отрываясь от просмотра рабочих писем на телефоне.
Три месяца семейной жизни научили нас определенному ритму. Анна Петровна накрывала завтрак к восьми, мы завтракали втроем, потом Андрей Викторович отвозил Соню в лицей, а мы с Глебом ехали в офис. Ничего особенного — обычная рутина работающих родителей.
Работы было много. Я вела два проекта одновременно, Глеб целые дни проводил в переговорах с зарубежными партнерами. Часто мы возвращались домой поздно, ужинали молча от усталости и сразу шли спать. Но выходные старались проводить всей семьей — не договариваясь об этом специально, просто получалось так.
В столовую вошел Глеб, уже одетый для работы, но без пиджака и галстука.
— Кофе есть? — спросил он, заглядывая в кофеварку.
— Только что сварила. Анна Петровна говорит, завтрак готов.
— Хорошо. — Он налил себе кофе в дорожную кружку. — Сегодня поздно буду. Совещание с немцами до вечера.
— А я попробую пораньше. Хочу с Соней по магазинам пройтись, ей нужна зимняя обувь.
Простой разговор о простых вещах. Именно такой, какой бывает у людей, живущих вместе достаточно долго, чтобы перестать обсуждать каждую мелочь.
За завтраком Соня рассказывала про лицей. За месяц учебы она освоилась, нашла друзей, втянулась в ритм. Рассказывала про одноклассников, учителей, про то, как сложно даются некоторые предметы.
— А завтра у нас литература, — говорила она, намазывая сырник джемом. — Будем разбирать "Героя нашего времени". Печорин такой странный персонаж.
— В чем странность? — спросил Глеб.
— Ну, он умный, образованный, а поступает как эгоист. И всех вокруг делает несчастными.
— Это называется "лишний человек" в русской литературе, — пояснил Глеб. — Человек, который не может найти применение своим способностям в обществе.
— Понятно. Но все равно жалко Бэлу и княжну Мери.
В офисе день прошел в обычном режиме. Совещания, отчеты, звонки клиентам. К обеду я успела закрыть несколько мелких вопросов и даже пообедать с Леной, которая рассказывала про отношения с Максимом.
— Представляешь, он познакомил меня с родителями! — говорила она, сияя от счастья. — Мама его сразу полюбила, сказала, что я ему подхожу.
— Это здорово, — ответила я. — Значит, все серьезно.
— Очень серьезно. А у вас как дела? Все хорошо?
— Да, все нормально. Работаем, живем.
— А Соня как в лицее?
— Нравится ей там. Говорит, программа сложная, но интересная.
Обычный разговор двух подруг за обедом. Ничего особенного, никакой драмы — просто жизнь идет своим чередом.
Вечером мы действительно пошли с Соней по магазинам. Она примеряла ботинки, я