Измена. Вторая семья моего мужа - Каролина Шевцова
— Ты приехал за телефоном, вот он.
Я достаю из шкафчика и протягиваю Белому его мобильник. Все, как объяснил мне юрист. К сожалению, Филипп не держал в телефоне информацию о других своих счетах, и я до сих пор не представляла, где он прячет наши общие деньги, но кое-что найти нам удалось. Информацию о покупке билетов на самолет для него и Нюры, и бронь номера, одного на двоих. По суду, я могу взыскать с мужа половину от этой суммы, и я собиралась сделать это. И конечно же я верну свои деньги.
Главное сейчас не провоцировать конфликт и вообще не контактировать с Белым.
И не отвечать грубостью, когда он смотрит на тебя вот так как сейчас — взглядом уставшего от работы Бога, который потратил семь дней чтобы сотворить Землю, а когда приступил к созданию человека, то вместо Адама получил инфузорию туфельку.
— Кажется, я теперь староват для тебя Римма. Не думал, что у тебя такой дурной вкус на мужчин, ты ведь никогда не тяготела к слащавым красавчикам.
От страшной догадки у меня холодеет спина, но внешне я скала. Ни один мускул не дрогнул, когда я произношу:
— Не понимаю, о чем ты.
— Понимаешь, — ухмыляется Белый.
Ну вот, он успел узнать не только мой новый адрес, но и то, что живу я по этому адресу не одна, а с Никитой. И как бы сложно это не было для меня самой, ни Филиппу осуждать наш выбор. Он моего разрешения не спрашивал, когда строгал сына на стороне, так что я тоже не должна ставить его в известность о том, что полюбила другого.
— Филипп, я очень занята, — стараюсь, чтобы голос звучал ровно, — так что если ты закончил, прошу тебя уйти.
— Нет, Cherie, мы не закончили оба. И не закончим никогда, потому что сейчас ты и я совершаем ошибку.
— Какую же?
— Живем с нелюбимыми.
Кажется, все это мне снится. Потому что весь этот бред давно перевалил за границы нормального. Я моргаю. Но картинка не меняется, передо мной все тот же Филипп, все в том же кресле. Только выражение лица его поменялось и теперь он смотрит на меня с нежностью, как когда-то раньше.
— Повтори, — хриплю я.
— Римма, ты никогда не жаловалась на проблемы со слухом, так что, пожалуйста, обойдемся без этих штампов. Что я должен сказать, чтобы ты поверила мне? — Он нажимает какую-то кнопку на кресле и то бесшумно движется ко мне, как в фильме ужасов. — Римм, возвращайся. Я не справляюсь без тебя, ни по работе, ни в жизни, нигде. Мы ведь идеальные детали пазла, мы как джин с тоником, так подходим друг другу, что нельзя представить нас порознь.
— Задница с геморроем тоже подходят друг другу, но не могу сказать, что мне нравится это сочетание.
Губы Белого кривятся в брезгливой усмешке:
— Фи. Это твой школьник привил тебе дурные манеры? Придется снова переучивать тебя. С такой компанией, боюсь, ты даже вилкой разучилась пользоваться.
— Что ты, милый. Вилкой я пользуюсь так хорошо, что без труда могу ею выколоть твои глаза. Но я этого конечно не сделаю, потому что сейчас ты уедешь и больше не будешь нас беспокоить.
Его большие, грубые руки ложатся на бедра, когда Белый упирается лбом в мой живот. Прижимается и часто дышит. Это так интимно, и так мерзко, что меня сейчас вырвет.
— А если буду? — С надрывом хрипит он.
— Прекрати!
Я пытаюсь вырваться из этих объятий, но даже так, в находясь в инвалидном кресле, Филипп оказывается сильнее меня. Проходит целая минута, почти вечность, пока мне не удается разжать его пальцы. Делаю шаг назад, готовая вот-вот сбежать из комнаты.
— Не делай этого с нами, Римма, — Белый уже не сдерживает истерику. Он говорит так громко, что нас могут услышать. Мне кажется, или я уже слышу, как скрипят половицы в коридоре?
— На кухне тебя ждет Нюра. — Пытаюсь воззвать к его благоразумию. Но бесполезно. Лицо Белого снова скукоживается в болезненной гримасе, будто его одолела отрыжка.
— Анна. Давай, хотя бы имя ей дадим благородное. Нюрой могли бы звать телушку в деревне, но не мою женщину.
— Так ты сам эту женщину выбрал!
— Не правда. Я выбрал способ снять напряжение, где-то даже разгрузил тебя.
— Разгрузил?!
— А что — нет? Или ты не заметила, как стала меньше работать, больше времени проводить с подругами, гулять. Даже командировки, которые тебя тяготели, я переложил на нее. И да, у всего есть своя плата, в нашем случае она оказалась завышенной, согласен. Но все что я делал, делал исключительно для твоего блага.
— Спасибо, благодетель, — я в порыве прижимаю ладони к груди, — а трахал Кузнецову ты тоже ради моего блага?
И снова как по кругу я вижу те же самые гримасы Фила, который не понимает, откуда я набралась таких слов. Наверное, ему даже обидно. Все, что муж вписывал в меня последние десять лет, будто ластиком стерли. И теперь я сама могу сочинять свою историю: говорить неприличные слова, носить джинсы с дырами, есть в кровати, кроша на простыни, слушать непристойную музыку и танцевать еще более непристойные танцы. Теперь я могу жить, счастливо и без него. И этого Белый мне никогда не простит.
Он хмурится. Снимает с лица очки и протирает без того безупречно чистые стекла. А потом говорит, но так, что лучше бы молчал и дальше:
— Я просто переспал с Кухнецовой. Совершил одну единственно ошибку, которую был готов исправить. А все остальное сделала за меня ты. Не прогони ты меня, я бы не улетел с ней в Германию. Не было бы ничего, понимаешь? Римм, девочка моя, неужели твоя обида стоит нашего счастья?
— Счастья? — Не верю я. — То есть ты думаешь, после всего, что ты сделал, мы можем быть счастливыми? Ты, я и твой сынишка, которого нам родит твоя любовница, ты про это счастье сейчас говоришь?
Я замечаю, как глубокая складка прорезает лоб мужа. Раньше у него не
