Развод. Будьте моим бывшим, доктор - Анна Варшевская
— Да не вопрос, — подошедший поднимает руки. — Пардон, не буду мешать!
Приглядывается в неярком освещении ресторана, словно пытаясь разглядеть моё лицо. Мне его видно лучше — он стоит как раз в пятне света, и я вдруг понимаю, что этот человек мне смутно знаком. Тоже медик?..
Мужчина отходит, а Даня снова поворачивается ко мне.
— Мы остановились на чём-то очень интересном, ягнёночек, — опять обнимает меня, подтягивает к себе поближе.
— Кто это? — спрашиваю с любопытством.
— Бывший коллега, — отмахивается хирург.
— Почему бывший? — удивляюсь вполне искренне.
— Потому что из медицины ушёл в фарму, — Даня пожимает плечами. — Не он первый, не он последний… Всё-таки в фармацевтике денег крутится значительно больше.
Киваю. Эти прописные истины известны каждому врачу. Вот только в фармацевтике по большому счёту нужны не медики, а продажники. Поэтому для меня, как и для Дани, направление совершенно непривлекательное.
— Он с тобой вместе учился? — продолжаю интересоваться.
— И учился, и работал… Ягнёночек, чёрт с ним, — мужчина прижимает меня чуть сильнее. — На твой вопрос я ответил, теперь твоя очередь. Что такого случилось у тебя вчера, что сегодня ты призналась мне в любви?
— Не только вчера, Дань, — пожимаю плечами, но всё же рассказываю о своих пациентах и о том, с чем мне пришлось столкнуться.
Нам приносят вкусную еду, музыка в ресторане очень ненавязчивая и приятная, и я расслабляюсь в руках хирурга. Его пальцы продолжают вырисовывать узоры на обнажённой коже моих рук, плеч и спины, постепенно распаляя — это словно прелюдия к тому, что предстоит впереди.
— Какая ты… — он утыкается носом в моё плечо, делает глубокий вдох.
— Какая? — смотрю на него, с трудом удерживая улыбку на губах, мне уже хочется совсем не таких невинных ласк.
— Сладкая, — шепчет Даня. — У меня от твоего запаха крышу сносит, ягнёночек… Поехали домой, а?
— Вот так вот сразу? — ещё пытаюсь шутить. — После первого же свидания? Их же надо как минимум три!
— Хоть десять, любимая, — его руки уже пробираются под подол платья. — Или двадцать… Всю жизнь тебя буду на свидания звать… Поехали, радость моя?
Дома мы оказываемся в какие-то рекордные сроки. Даня словно специально выбрал ресторан поближе, чтобы не тратить время на дорогу. Вваливаемся в спальню, целуясь и лаская друг друга везде, куда успеваем дотянуться.
— Люблю тебя… — мужчина отстраняется, тяжело дыша, осторожно спускает с моих плеч лямки платья, высвобождая грудь, и тут же впивается в неё губами, заставляя меня ахнуть и выгнуться в его руках.
— Люблю тебя, мой ягнёночек…
Не знаю, сколько раз я слышу признания за эту такую длинную и такую короткую, безумную, сумасшедшую, жаркую ночь. Такого у меня не было даже в самый первый раз с ним. Мы засыпаем в обнимку, когда силы кончаются у нас обоих, и я, сквозь сон вслушиваясь в стук сердца в груди под моей щекой, понимаю: никогда я не испытывала такого счастья.
— Агния, хорош с ума сходить! — Даня берёт меня за плечи и слегка встряхивает, но затем сразу обнимает. — Ну, давай, ягнёночек, приходи в себя!
— А если что-то пойдёт не так? — упираюсь в него ладонями и высвобождаюсь, трясущимися руками поправляю волосы, заправляю за ухо непослушную прядь. — А если…
— Вот когда если — тогда и решим, ясно? — хирург, не обращая внимания на мои попытки отойти, снова берёт меня за плечи. — Ну, давай за мной, вместе: вдох… выдох. И ещё раз… Дыши, Агния! Если тебя не разведут с твоим бывшим, я его убью, и ты станешь вдовой! А потом сам на тебе женюсь!
— Ага, из тюрьмы, — закатываю глаза. — Не неси чушь.
Сегодня у нас с Игорем первое судебное заседание, и меня потряхивает. Даня в свойственной ему манере пытается меня успокоить, а я только больше психую.
— Солнце моё, вот честное слово, — мужчина сжимает мою талию, — если ты сейчас не успокоишься, я… я возьму и трахну тебя прямо на этом комоде! И в суд ты пойдёшь зацелованная, с сорванным голосом, с горящими глазами и растрёпанной причёской, в помятой одежде и с засосом на шее! И без белья!
К концу этой тирады я забываю не то что про суд, а про то, как меня зовут. Даня редко использует такие пошлые словечки, и от неожиданности перехватывает дыхание. А потом подключается воображение, и у меня вырывается стон.
— Да ты издеваешься, Игнатьев!!!
— Счастье моё, всё будет хорошо! — хирург разворачивает меня к двери и подталкивает лёгким шлепком по мягкому месту. — Иди в машину!
— Знаешь, что?.. — смотрю на него и невольно расплываюсь в весьма и весьма коварной улыбке.
— Что? — он берёт куртку, открывает мне дверь.
Прохожу мимо, торможу возле него на секунду и, качнувшись вперёд, шепчу ему на ухо:
— Мне понравилась твоя идея с комодом, любимый…
Даня со свистом втягивает в себя воздух, закашливается, а я гордо иду к автомобилю.
— Вот ты… зараза, — качает головой мужчина, глядя на меня с таким восхищением, что так и хочется задрать нос. — Любимая зараза. Садись уже.
В суд мы приезжаем вместе, но Даня со мной не заходит. Мы разговаривали об этом с Ксенией Владимировной, и адвокат сказала, что ему не стоит присутствовать на заседании. Хирургу это всё не понравилось, поэтому он решил, что привезёт меня, а потом подождёт — хочет выступить моральной поддержкой, хоть и на расстоянии. А я была не против. Я бы и на заседание с ним за руку пошла, без него мне неуютно. Но что поделаешь…
— Давай, солнышко, Ксения Владимировна тебе поможет, — Даня выходит из машины первый, помогает выйти мне. — Если что — громко кричи, прибегу и надаю всем по морде!
Невольно смеюсь и тянусь его поцеловать.
— И как я раньше без тебя жила? — спрашиваю, обвивая руками его талию и прижимаясь, чтобы обнять.
— Действительно, как? — хирург выглядит довольным, как кот, только что налопавшийся сметаны.
— Плохо, любимый, плохо, — быстро целую мужчину и легонько отталкиваю. — Всё, иди. Я справлюсь.
Вот только когда захожу внутрь здания, я наталкиваюсь на человека, которого в принципе не ожидала здесь встретить. Которого просто не должно было здесь быть!
— Мама?!
— Здравствуй, дочь, — она складывает руки на груди. — Ничего не хочешь сказать?
— Здравствуй, мама. Аналогичный вопрос могу задать тебе, — пожимаю плечами, справившись с собой.
Заставляю себя не поддаваться манипуляциям. Мать у меня в этом деле — чемпион. Давит на все возможные болевые точки: на чувство вины, на чувство долга, на все родственные взаимоотношения. Поэтому я и не общаюсь с ней близко уже приличное время. Как Даня
