Однажды ты пожалеешь - Мария Летова

— Мне плевать… — он снова затыкает мне рот поцелуем.
Горячие ладони сжимают мое лицо. Горячий, злой напор, от которого у меня подкашиваются колени. И горячий язык, раскрывающий мои губы.
— Я не собираюсь воплощать твои мечты…
— Почему они не могут совпадать?!
— Потому что я хочу другого!
— Чего ты хочешь? — требует он. — Скажи.
— Я хочу свободы!
На это слово все в моей душе откликается. Во всей путанице мыслей, страхов, моих монстров. Я хочу, чтобы он перестал давить, но он душит меня сильнее.
— Я ничего от тебя не требую, — шепчет Осадчий. — Это не план на десять лет вперед, я не выставляю тебе никаких условий, никаких требований. Мне на все похер, ты понимаешь?! На твою семью, на мою семью. Просто скажи мне «да». Скажи мне…
Снова поцелуй.
Из уголков моих глаз текут слезы.
Я никогда не видела его таким сумасшедшим.
Я чувствую его сумасшествие в каждом слове и каждом касании — он словно боится, что я выскользну из его рук, что он не удержит. И он правильно боится, потому что этот разговор вспять уже не повернуть!
Про него нельзя забыть, сделать вид, что его не было. Теперь мы слишком сумасшедшие оба …
— Нет… — шепчу я, мотая головой, зажатой в ладонях Дана. — Нет…
— Да…
Он выпускает мое лицо и быстро лезет в задний карман джинсов. Я не успеваю даже отшатнуться, когда в свете фонарей начинает играть гранями бриллиант на помолвочном кольце.
Осадчий ловит мою руку. Пытается надеть на нее кольцо…
— Данияр! — я визжу, толкая его изо всех сил.
Он отступает, будто мой визг привел его в чувства. До него дошло, что это уже за гранью. Нормальности, зрелости, правильности!
— Твою мать… — трясет он головой, трет ладонями лицо и, запрокинув лицо, орет в черное небо. — Блядь! Скажи мне да, — просит он, посмотрев на меня. — Пожалуйста.
— Дан…
— Диана!
Зажмурив глаза, из которых текут слезы, я произношу:
— Нет. Я не то, что тебе нужно…
— Я сам знаю, что мне нужно!
Его голос ревет, и мне вдруг кажется, что эти слова в мой адрес он слышал множество раз. От разных людей.
В его глазах бешенство, он делает ко мне один широкий шаг, а я отскакиваю и лепечу:
— Нет. Не надо…
— Иди ко мне… — он протягивает руку. — Иди…
— Я не то, что тебе нужно…
— Заткнись. Закрой рот.
Мне затыкают рот не впервые за этот день, но сейчас это убивает, потому что голос Осадчего полон иной ярости. Ведь он уже знает, что я не скажу ему «да».
Его глаза горят. Он похож на эпицентр урагана. Все вышло из-под контроля!
— Отпусти меня, — произношу я. — Это моя просьба. Ты сказал, что выполнишь любую.
— Что значит, «отпусти меня»? — взрывается Осадчий.
— Я не знаю… — говорю я сдавленно. — Просто… не иди за мной…
Я делаю шаги спиной назад, вытирая со щеки слезы.
— Нет… — его голос хрипит. — Я не отпущу.
Меня вывернуло на изнанку за этот день, но я вдруг понимаю, что из нас двоих как взрослый человек рассуждаю именно я! А Осадчий… он действительно на все наплевал.
Его не интересуют последствия, не интересует ничего. Он не слушает. Ни меня сейчас, ни, видимо, свою семью…
«Она не то, что тебе нужно»
Я уверена, уверена! Они говорили ему это и не раз. Говорили, возможно, совсем недавно…
Разве это зрело?!
Он сам не понимает, что делает!
И я пячусь назад. Мотаю головой. А потом бегу…
Картинки сменяются — вечерние улицы, заднее сиденье такси. Ворота моего дома. Снова. Тишина, запахи…
Вопросы, от которых лопается голова.
И мать, которую я застаю спящей на диване в гостиной, а на полу стоит бутылка вина.
Мое лицо перекашивает так, как будто я увидела какое-то невообразимое уродство. А еще мне трудно дышать, словно меня душат реальные руки.
В темноте я сажусь напротив. Не разуваясь, подтягиваю к груди колени и смотрю на то, как поднимается и опускается грудь матери. В тишине ни единого шороха, я думаю, может она почувствует, что я здесь…
Что мне нужен совет. Мне нужно… поговорить!
Но она спит. Не двигается.
Я поднимаюсь в свою комнату бесшумно. К тому времени уже светает.
Я боюсь, что в дверь позвонят. Боюсь, что Осадчий выполнит свое обещание — не отпустит. Поэтому я тороплюсь — включив свет, забрасываю вещи в маленький чемодан, понимая, как мало в него влезет.
Мои шмотки… все то, о чем так пренебрежительно отзывался человек, которого я считала отцом, среди этих вещей есть и такие, которые я очень люблю.
Такси отвозит меня в аэропорт, где я пять часов жду своего рейса, а уже через два часа я схожу с трапа в московском аэропорту.
Контраст температур, чужой воздух — я чувствую все это и, под напором эмоций, не сразу замечаю в зоне прилета высокого брюнета, который машет мне рукой.
Я тоже поднимаю руку, чувствуя давление в груди, а Илья широко мне улыбается…
У меня не получается улыбнуться ему в ответ, ведь всеми силами стараюсь не думать о том, что однажды о своем поступке пожалею…