Развод. Она не твоя - Маргарита Дюжева
— Как давно вы узнали про Анну?
— Были ли прежде тревожные звоночки?
— Вы уверены, в намерениях мужа…
И все в том же духе.
Я же была не уверена ни в чем. Даже в том, что правильно поступила, придя сюда и рассказывая о своих проблемах чужому человеку.
Наверное, похожие эмоции испытывает каждая женщина, обращающаяся за помощью к специалисту в таком щекотливом деле. Кажется, будто это что-то постыдное, неправильное, пятнающее честь семьи.
Это не так.
На самом деле постыдное – это предательство и измена. Именно они пятнают и семью, и веру в людей, и все остальное, а вовсе не желание пострадавшей стороны защитить себя и своих детей.
Я не знаю, откуда возникает такая установка – молчать, делать вид, что все хорошо. Скрывать, чтобы ни дай бог никто не узнал, что не все так гладко в сахарном королевстве.
На самом деле это путь в никуда. Надо решать проблемы, а не прятаться, пытаясь прикрыть цветастой ширмой зловонную кучу.
Адвокат будто почувствовал мое смятение:
— Вы уверены, что хотите продолжать?
— Абсолютно, — я надломленно кивнула, — вы простите меня за растерянность. Не очень приятно обо всем этом говорить…
— Я понимаю. И поверьте, вы не первая, кто приходит ко мне в таком состоянии и с таким настроением. Сомневаетесь, думаете: а что если я ошибаюсь, что если мне показалось, что, если все наладится. Что если своими действиями я сделаю только хуже…
— Вы правы. Именно так я и думаю.
— Исходя из своей многолетней практики, я могу вам сказать только одно. Если вы уже достигли той стадии, когда посчитали нужным прийти ко мне, то лучше не станет. Увы. И моя задача, как адвоката, рассказать вам о подводных камнях, которые могут поджидать на этом неприятном пути, и защитить ваши интересы, если в дальнейшем мы с вами продолжим работу.
— Мы ее продолжим, — сказала я и, отбросив сомнения, достала из сумки файл. — я принесла некоторые документы. Хочу знать все ли с ними в порядке и какие трудности могут возникнуть во время бракоразводного процесса.
Он мельком посмотрел распечатки, которые я перед ним выложила:
— Не переживайте, я все проверю, и по этим пунктам, и по возможному наличию у вашего мужа дополнительных источников дохода и собственности, подлежащей разделу. Как только у меня будут результаты – я вам сообщу.
Уходила я от него в полнейшем смятении. Не могла отделаться от ощущения, что постояла голой, на всеобщем обозрении. Крайне неприятное чувство, но гораздо неприятнее могло бы быть, не займись я этим вопросом и пусти все на самотек.
Так что меньше сомнений, больше дела.
Кстати, о делах…
По дороге к родителям я заскочила еще в одно местечко и, краснея еще сильнее, чем на приеме у адвоката, купила крохотную камеру для скрытого наблюдения, чтобы установить ее в Аринкиной комнате.
Потом подумала и взяла еще парочку для кухни и спальни.
Если Семен снова посмеет притащить свою подстилку в мой дом, то у меня должны быть на руках доказательства, чтобы было чем оперировать в суде.
Еще я сняла все деньги со своего счета. Пусть там не очень много, но после развода любая копейка будет не лишней.
У родителей я надолго не задержалась, потому что не было сил делать хорошую мину при плохой игре. Притворяться, будто все у нас с Абрамовым прекрасно, живем в душу и, вообще, у меня не жизнь, а сахар.
На самом деле внутренности сводило от желания поделиться своими проблемами.
Но нельзя. Отец только пошел на поправку, любое волнение ему противопоказано, маму тоже надо беречь. Они у меня одни.
Хватало того, что папа хмурился, будто подозревал меня в чем-то, а маменька квохтала, как курица наседка, сокрушенно причитая, что я слишком бледная, замученная что мне надо больше отдыхать.
Какой отдых, мам? Впереди война. Я должна быть готова к любому исходу и по возможности постараться уберечь вас от нервных потрясений.
Вернувшись домой, я посадила Аринку играть в кубики, а сама занялась размещением камер в квартире. В детской примостила ее на полке с книгами. В кухне – среди техники, выставленной на холодильнике, в спальне – между цветов.
Мне казалось, что они сразу бросаются в глаза, но Семён, вернувшись домой поздно вечером, ничего не заметил. Ему не было дела ни до цветов, ни до детских книг, ни уж тем более до кухонного комбайна.
А я, скачав себе приложение и запрятав ярлычок от него в самую дальнюю папку, втихаря баловалась просмотром изображений.
Вроде, все работало.
Три следующих дня прошли относительно спокойно и без происшествий. Не было ни звонков от адвоката, ни компрометирующих видов с камер наблюдений – да и откуда им взяться, если я практически все время проводила дома?
Даже в Семеном мы почти не ругались. И я наивно решила, что он, наконец, оставил попытки прогнуть меня на вызов дизайнера и подбор штор вместе со специалистом.
Тем более я уже сама купила эти дурацкие шторы. Красивые, темно-серые с тонкой розовой отсрочкой. Они идеально подошли к обстановке, и муж, как бы сильно ему не хотелось угодить своей Анечке, был вынужден заткнуться.
К сожалению, ненадолго.
В тот же вечер я его поймала за весьма странным занятием.
Пока мы с Аришкой пили кефир перед сном, он ушел к ней в комнату. Не знаю, что меня дернуло пойти следом, бесшумно ступая босыми ногами по полу, но я стала свидетелем весьма любопытной картины.
Муж, не замечая того, что я наблюдала за ним с порога комнаты, сосредоточенно фотографировал шторы. Слева, справа, напрямую, даже отогнул край, чтобы запечатлеть изнанку.
Все понятно. Бедная, ущемленная Анечка расстроилась из-за того, что ей не позволили снова сунуть нос в обстановку нашего дома, и потребовала от Семена срочного фотоотчета, и этот мерзавец скорее поскакал выполнять поручение своей курочки.
Словами не передать, как я кипела в этот момент. Как сильно меня крыло и буквально выворачивало наизнанку.
Ну, нельзя же быть таким…таким…гадким! Нельзя! Есть же какие-то границы, рамки, нормы приличия?!
Уйти и сделать вид, что ничего не видела, я попросту не смогла, поэтому сделала шаг вперед и требовательно спросила:
— Что ты делаешь?
Семен вздрогнул так сильно, что выронил из рук телефон и лишь по чистой случайности успел подхватить его на лету и
