Шрам - Эмили Макинтайр

Я облизываю губы, разглядывая повстанцев, гиен, и впервые сравниваю их лица с теми словами, которые о них говорят. Маленькие дети смотрят на меня широко раскрытыми глазами, женщины и мужчины – с печалью и изнеможением.
Потрепанные и уставшие, но гордые.
Эти люди – жизненная сила Глории Терры, как и мы в Сильве, и они заслуживают свободы.
– Я не ваш король, – начинаю я.
– Да неужели? – выкрикивает кто-то.
Меня сковывает напряжение.
– Мне страшно стоять перед вами – настолько, что каждая моя жилка просит развернуться и убежать. Но ваш лидер в беде.
Закрыв глаза, я представляю Тристана, захлебываясь от агонии, раздирающей меня при мысли о том, что больше никогда его не увижу; никогда не почувствую его губы на своей коже или его испепеляющую любовь. Я вспоминаю все секреты, которые он шептал мне в душу: как я была его грязной девчонкой, как он не мог дождаться, когда увидит меня в короне рядом с собой. Его взгляды на будущее и воспоминания о прошлом.
Мои глаза распахиваются.
– Я не стану притворяться и не стану утверждать, будто знаю, через что вам пришлось пройти. Но я видела борьбу и познала раздор. – Я задумываюсь. – Когда я приехала в Саксум, передо мной стояла задача – убить Фааса, всех до единого, включая принца со шрамом.
Толпа начинает гудеть.
– Но потом я узнала его… – В горле появляется ком. – И он заставил меня поверить в лучший путь.
Я внимательно изучаю их лица и вдруг замечаю, что Белинда переместилась в первый ряд; Эдвард и Шейна стоят по обе стороны от нее. Стоит мне посмотреть на подругу, как она тотчас кивает, наделяя меня новыми силами.
– Все кончено, – произносит женщина. – Его взяли. Мы проиграли.
– Вы так легко сдаетесь? – возражаю я. – Сколько раз он доказывал свою искренность? Неужели вы отвернетесь при первых признаках угрозы поражения?
Я качаю головой, молясь, чтобы мои слова попали в цель: я не знаю наверняка, как у них обстояли дела. Я основываюсь лишь на рассказах Тристана и верю, что он говорил правду.
Белинда делает шаг вперед и поворачивается к толпе:
– Он спас меня, когда я пошла в замок и мне была обещана верная смерть.
Гул становится громче.
Теперь вперед выходит Шейна – у меня замирает сердце.
– Он приносит вам еду, одевает ваших детей.
Благодарность окутывает мою грудь:
– Но дело не только в нем. Я верну его с вашей помощью или без нее. Главное, не упустить момент. Это важно – отомстить за все случаи, когда они убивали невинных людей за правду. Отомстить за каждое проклятие, за каждое имя, за каждый синяк и сломанную кость. За то, что они называли вас недостойными.
Люди начинают меняться в лице; с каждой секундой воздух наполняется энергией.
– Я не умею выражать мысли словами, – продолжаю я. – Не могу превратить зверства прошлых лет и реалии грядущих в красивую обертку и представить все так, будто бедность шла вам на пользу. – Я ударяю себя кулаком в грудь. – Но вместе мы выстоим, а порознь – падем. И я прошу вас – умоляю – встать на мою сторону. Тристан Фааса – лучший лидер для вас. Он заслуживает борьбы в благодарность за то, что всегда сражался за вас.
Белинда падает первой. Ее голова склоняется, из горла вырывается громкий плач. Затем, словно в замедленной съемке, за ней следуют остальные.
Один за другим мятежники опускаются на колени и начинают медленно скандировать. Сначала я не понимаю, что они говорят, но эта песнь нарастает, перекатывается в воздухе и бьет меня прямо в сердце.
– Да здравствует королева! Да здравствует королева!
Слезы наворачиваются на глаза, пока я смотрю на людей – на свой народ, кровь Глории Терры, – которые доверили мне возглавить восстание и вести их к королю.
– Мы воины! – я повышаю голос, пока он не взлетает над их головами, словно стрелы. – Это революция! И пришло время вернуть наш дом.
Глава 52
ТРИСТАН
– Пс-с.
Я с трудом открываю глаза; в голове клубится туман. Но как только мне удается разлепить веки, начинаю жалеть об этой затее: на моем теле не осталось ни одного участка, который бы не ныл от боли. Кости кажутся ломкими, мышцы атрофированы от недостатка нагрузки, и я совершенно уверен, что уже несколько дней не пил воды.
– Тристан, – раздается тоненький голосок.
Когда до меня доходит, кто это, я с усилием подымаю веки и вижу перед собой лицо Саймона, перекошенное от ужаса; его игрушечный меч болтается на поясе.
– Что они с тобой сделали?
Я скольжу языком по потрескавшимся губам, открываю рот и отклеиваю сухой язык от неба.
– Тигренок, – хриплю я. – Тебе не следует здесь находиться.
Пока мальчик оглядывает двор, залитый оранжевым светом заходящего солнца, я бросаю взгляд на стражника, который стоит в стороне и пристально смотрит то на Саймона, то на меня. При этом с места не двигается.
– Уходи, Саймон, – я пытаюсь придать силу своему голосу, но из этого ничего не получается.
Икая, мальчик делает шаг ближе. Однако стоит ему приблизиться, как стражник тотчас сдвигается с места, крепче сжимая винтовку.
– Саймон. Уходи. – Меня охватывает тревога.
Он качает головой, роняя на щеки крупные слезы.
– Я не могу… Где леди? Почему ее нет? – его голос приобретает истерический оттенок. – Она могла спасти тебя. П-почему они сделали…
– Саймон. – Я морщусь от боли, когда зарубцевавшиеся раны вновь открываются. – Иди к маме, хорошо? Со мной все будет в порядке. Это просто…
В этот момент стражник подходит ко мне и загораживает обзор – в груди поселяется тоска: я понимаю, что это последний раз, когда я вижу лицо Саймона. В последний раз, когда услышу его голос или напомню ему о его силе. Последний раз, когда он увидит меня и поймет, что я слаб.
Он даже не знает, что мы семья.
Охваченный яростью, Саймон вскидывает свой игрушечный меч и бросается на стражника:
– Отпусти его!
Но тот лишь посмеивается:
– Тебе стоит поработать над своим рыком, малыш. Убирайся отсюда. Я не хочу причинить тебе вред.
И тут внезапно раздается треск.
Наши глаза обращаются в сторону шума.
– Что это было? – спрашивает стражник.
Еще один хруст, на этот раз ближе.
Я не знаю, откуда взялся этот звук, но он ползет по моему позвоночнику, наполняя меня силой.
Взгляд Саймона останавливается на мне:
– Я спасу тебя.
Сердце замирает от страха: я понятия не имею, что сейчас произойдет, но нутром чувствую, что ребенку здесь не место.
– Кто-то уже спешит мне на помощь, – лгу я. – Ступай, жди меня в туннелях, ладно? – Я едва дышу, мой голос слаб. – Встретимся там.
Его нижняя губа дрожит.
– Обещаешь?
– Обещаю.
Неожиданно я чувствую тяжесть в запястьях, и мои руки падают вниз, вызывая сильнейшую физическую боль в моей жизни. Я распахиваю глаза, встречаясь с безмолвной кромешной чернотой ночи, и мое тело падает на землю.
Нежные руки прижимаются к моему лицу, и я пытаюсь прогнать туман из своей головы, чтобы сфокусироваться на происходящем.
Атмосфера изменилась.
Напряжение спало.
На меня капает вода – я запрокидываю голову, открываю рот и глотаю ее, успокаивая пересохшее горло и больные мышцы. Наконец, сознание проясняется, и в поле моего зрения попадают прекрасные безупречные черты Сары, которая с этой улыбкой на лице похожа на ангела смерти.
Она собрала волосы в пучок, но несколько завитков все равно выпали из прически; по щеке размазана глубокая красная полоса, очень похожая на кровь.
– Мы в раю? – Я пытаюсь поднять руку, но сильная боль пронзает конечность.
Сара гримасничает:
– Нет, любовь моя. Сейчас мы в аду.
Я вздрагиваю, когда она помогает мне сесть, и, встряхнув головой, оглядываюсь по сторонам. Стражник уже мертв: раскинулся на земле с блестящим кинжалом, торчащим из его горла.
– Как?
– Тише, – шепчет она, поглаживая мою обнаженную грудь и растерзанное тело. – Мне придется вправить тебе плечи. – Ее глаза встречаются с моими. – Будет больно.
Мне удается улыбнуться:
– Не больнее, чем думать, что ты мертва.
С улыбкой Сара наклоняется и прижимается в нежном поцелуе к моим губам.
А потом с резким рывком ее тела меня пронзает острая мучительная боль, за которой следует тупая пульсация.
Со стоном я впиваюсь зубами в нижнюю губу, прокусывая ее до крови.
– Еще раз, готов?
– Д…
Она вправляет