Последний выстрел - Эмма Пиньятьелло
Новый кожаный ошейник для щенка, которого пришлось вернуть в приют.
Она и не думала, что после всего пережитого испытает эти чувства снова – сожаление, вину и отчаяние.
26
Грей
Том говорил что-то, но Грей не слышал – он не мог ни справиться с дикой эрекцией, ни оторвать глаза от поправляющей свою красную юбку Макс.
Я думала, ты трахаешь девушек у стены. Или на кухонной скамье.
Этого стоило ждать. Он должен был напоминать себе после каждого отравленного поцелуя, что кайф не может длиться вечно. Макселла Конрад была не той женщиной, которую он хотел, и он явно не был тем мужчиной, которого ждала она.
И, если уж начистоту, он мог бы стать таким. Парнем на одну ночь. Тем, кому плевать. Кто берет то, что хочет, и не чувствует ничего, используя женское тело лишь для разрядки – не более.
Но если она действительно думала, что он такой…
Почему это важно?
Вопрос пробил его череп, как ржавый прут. Почему для него важно, что она о нем думает? Почему он не может просто переспать с ней, а на следующий день вернуться к привычной модели. Ничего большего между ними все равно быть не могло – она нарушала все его правила и представляла собой то, против чего предостерегал его отец. Неужели того урока, который преподала Софи и другие женщины, ему мало?
И еще один (незначительный) факт: она скрыла от него эпизод с Либби в телевизионной комнате. Впрочем, эта история доверия у него не вызывала. Обычные бредовые теории женщины, везде ищущей заговор и винящей весь мир в том, что она неудачница.
Но он облажался – рассказал о себе слишком много. Столько он не рассказывал никому, даже Софи. И теперь он постоянно думал о…
Стоп. Ему нужно сосредоточиться.
– Повтори, Том.
Старший Барбарани зарычал так, будто Грейсон попросил его пройти три часа до Перта на шпильках Неллы.
– Эти приятели Фрэнки, любители потрахаться с деревьями, уже здесь. И, похоже, Лука со среды прячет в подвале стриптизерш.
– Они не трахаются с деревьями, а обнимаются с ними, – поправил Грей и машинально взглянул на Макс, уже готовясь закатить глаза, но вспомнил и отвернулся.
– Да какая разница?! И твои секьюрити… Ты их на «Тему»[19] заказал? Тут есть женщина, которая мне по пояс!
Обычно Грей спокойно переносил высокомерие Тома, но сейчас, когда его защита временно ослабла, когда он еще вдыхал запах Макс и воспоминания были слишком свежи, он хотел придушить его через телефон.
– Это Келли Аунг. Работала в ЦРУ и может убить тебя пятью разными способами, даже не прикоснувшись. – Грей выдохнул в трубку тридцать два года раздражения. – Я знаю, что делаю, Том.
– Она замышляет выпустить кур!
– Келли точно этого не сделает.
– Да не Келли! Друзья Фрэнки! И я знаю, что в доме кто-то есть! Кончетта слышала стук в стены, и еда пропадает с кухни. Говорю тебе – Лука прячет шлюх!
Грей сжал переносицу и отвернулся от Макс, надеясь, что голос Томазо поможет решить проблему ниже пояса. Но ее запах не выветривался. Придется менять кожу сидений.
– Пусть остаются.
– Стриптизерши?! – Голос Томазо сорвался на визг.
– Друзья Фрэнки. В доме никого нет, Том. Это классический ход Фрэнки – она хочет, чтобы ты ее выгнал. Мне нужно, чтобы вы все были вместе, в безопасности.
Потому что Кейн Скиннер попытается кого-то убить. А потом Макс Конрад убьет его.
Нет. Она сказала, что не планирует убивать Скиннера.
Как отреагирует Либби Джонстон, когда в газетах не будет некролога? Он не знал, читает ли Либби газеты, доставляют ли их в тюрьмы – или вообще куда-либо еще.
Но у Либби были связи на воле. Кто-нибудь ей расскажет. Может, те люди, которые ее навещали.
Александра не может назвать их имена, но он докопается до правды и выяснит, какую игру ведет Либби, и для начала получит список заключенных ее блока. Такое задание он дал знакомому частному детективу.
Это не ради безопасности Макс. Это ради Барбарани. Он не принимает профессиональные решения, основываясь на своих…
– Где ты вообще? – прошипел Томазо. – Что сказал коронер?
Грей собрал разлетевшиеся страницы отчета коронера.
– Причина смерти – полиорганная недостаточность.
– Слишком много выпила? – с надеждой в голосе спросил Том. Или здесь что-то другое? Почему ему так не терпится узнать официальное заключение о причине смерти Поппи?
Парень Барбарани убил моего сына…
– Нет. – Грей пробежался глазами по отчету, ознакомиться с которым ему следовало раньше, вместо того чтобы прижимать Макс к стеклянным дверям. Он буквально чувствовал на себе взгляд Томазо – будто тот знал, чем Грей только что занимался.
– Причина смерти соответствует отравлению. В организме обнаружены следы крысиного яда.
Томазо молчал ровно пять секунд – а это означало, что он либо умер, либо рухнул в обморок от шока.
– Значит, вино отравили.
– Я слышу нотки облегчения, Том? Ты рад, что кто-то умер?
– Я… Да как ты смеешь!
Но Грей был прав. За бравадой Тома скрывалось явное облегчение. Неопределенность, а значит, вероятность того, что он допустил серьезную ошибку и причинил ущерб репутации Барбарани, давила на него. Но если вино отравили после того, как Том завершил свою часть работы, значит, он чист.
– Надо изъять всю партию. Тихо. Без лишнего шума.
– При всем уважении, Том, не думаю, что это возможно сделать тихо. На кону человеческие жизни.
Грей уже отозвал зараженную партию «Барбарани Сангве», но не счел нужным сообщать об этом самим Барбарани. Судя по полицейскому отчету, из тех, кто пил это вино, больше никто не пострадал.
Но Грей не забыл слова Либби про отравленных детей.
Оговорка? Или она что-то знала?
Если бы она сказала «девочка», Грей не обратил бы на это внимания – в конце концов, о смерти Поппи Рейвен говорили на всех каналах: юная, красивая, невинная. Но дети… Узнать из телевизора о том, что жертв отравления было больше одной, Либби не могла. Тогда почему же она так решила?
– Если изымем вино официально – начнутся вопросы! – бушевал Том. – Нам больше никогда не поверят!..
Грей не перебивал – пусть побесится.
– Грейсон? Грейсон! Что ты на это скажешь?
Грей зажмурился и провел рукой по щетине. Черт, так и не побрился. Украдкой взглянул на Макс.
– Том, я не могу сейчас.
– Это твоя работа.
– Моя работа – защищать вас. Сейчас вы в безопасности.
– О какой безопасности ты говоришь! Наша репутация…
– Она не пострадает.
– Ты не понимаешь.
