Последний выстрел - Эмма Пиньятьелло
Макс едва сдержалась, чтобы не посмеяться над очевидной паранойей фиксера. Неужели он прав? Неужели кто-то действительно мог так поступить с котом?
– В знак молчаливого протеста. Если не начнут отрастать достаточно быстро, сбрею,– объяснял Кинтон Луке, неуверенно проводя ладонью по зеленой поросли и следуя за Неллой, которая вела его к Арнольду. В данный момент кот лежал на руках у Джетта.
Опустившись на колени, Кинтон расстелил фиолетовый коврик и велел Джетту положить на него Арнольда. Пока ветеринар осматривал кота, Джетт поднялся и резко сказал что-то Нелле, которая улыбнулась в ответ сквозь слезы. Она наклонилась к нему, но Джетт не откликнулся на этот жест. Он по-прежнему держал ее за руку, но не приближался. Что между ними случилось?
Кинтон принялся доставать из ранца какие-то бутылочки и склянки. Наблюдая за ним, Макс молилась, чтобы вера Фрэнки в мастерство этого зеленоволосого ветеринара не была затуманена размером его бицепсов и глубиной его ямочек.
Бежавший по насыпи Грей лишь в последний момент заметил крошечную ампулу янтарного цвета, откатившуюся от остальных.
– Осторожно! – Кинтон бросился к пузырьку и осторожно вернул его в рюкзак. – Это дерьмо для буйволов. Того, что здесь, хватит, чтобы убить тебя триста раз. Достаточно одной царапины на коже. Ты не поверишь, сколько бумаг мне пришлось заполнять, когда я нечаянно уронил и разбил одну ампулу. – Он покачал головой и ввел в другую ампулу иглу.
Макс вздрогнула, как будто получила удар в живот.
Гребаная царапина. Все, что требовалось, – это янтарная капелька в утренний кофе Эвана. Мазок на зубной щетке. Влажный поцелуй в щеку. И не надо никакого оружия. Она не потеряла бы работу, свою прежнюю жизнь, саму себя.
Макс подняла глаза, увидела, что Грей наблюдает за ней, смутилась и мысленно обругала себя. Об Эване она подумала из-за предстоящей поездки в «Семпердом». Терять контроль над собой нельзя. Нельзя, чтобы фиксер передумал и отказался работать с ней. Тем более что он вроде бы начал ей доверять.
– Так что ты даешь Арнольду? – спросила Нелла, когда Кинтон постучал по шприцу.
«Интересно, – подумала Макс, – терпимое отношение Кинтона к испанской инквизиции объясняется тем, что он имеет дело с семьей Барбарани в целом или с одним из ее членов в частности».
– Энтеросорбент. Не могу сказать точно, что случилось, но, похоже, он съел что-то, чего не должен был, – видите его десны? – Он показал зубы Арнольда.
Макс так и не поняла, что именно нужно увидеть.
– Белые, – сказала Нелла.
– Его рвало. – Кинтон указал на пятна слизи в том месте, где Нелла нашла Арнольда.
– Ему что-то дали? – спросил Том.
На лице Фрэнки отразилось сильнейшее потрясение, словно возможность намеренного отравления животного представлялась ей в десять раз ужаснее, чем недавнее покушение на нее саму и всю ее семью.
– Не знаю. – Кинтон потер подбородок. – Не могу определить, что именно он проглотил. Давненько не занимался лечением мелких животных и подзабыл кое-что относительно кошачьих, но я поговорю с коллегами и узнаю их мнение, если хотите. Возьму с собой образец рвотных масс и попробую сдать их на анализ.
– Спасибо, – сказал Грей. – Вот мой номер. Позвоните мне первому.
– Конкуренция, Фрэнк, – прошептал Лука, но, к счастью, его, похоже, никто не услышал. Все внимание обратилось на кота, который приоткрыл глаза.
– С ним все будет в порядке, – пообещал Кинтон, когда Нелла обняла его за шею.
Напряжение понемногу рассеивалось, как газ из гелиевого шарика. Кинтона хлопали по спине, а он тщетно отбивался от приглашения на праздник, которое, как дала понять Нелла, больше смахивало на судебную повестку.
Только Макс осталась на взводе. Да, она лишилась значка и пистолета, но чутья полицейского ее никто лишить не мог.
Что-то здесь не сходилось.
20
Макс
Они ехали уже пятьдесят восемь минут, а Грей не проронил ни слова.
Поначалу Макс не хотела признавать, что между ними что-то изменилось. Она плохо понимала, что именно произошло, когда он рухнул на нее в подвале. А это его объяснение, почему он так быстро решил, что Макс пытается напасть на Неллу, а не помочь Нелле? Я не испытываю никаких эмоций, меня ничто не задевает, и я никогда ни за что не извиняюсь.
Интересно, чего ему стоило открыть эту часть себя.
Грей не разговаривал с ней с тех пор, как она спросила, что он ищет под капотом машины после того, как последняя группа его команды вернулась после обыска участка.
– Подрезаешь тормоза? – мягко спросила она.
– Ты шутишь, – ответил он из-под капота, – но именно это и сделал кто-то с машиной Тома несколько лет назад. С тех пор Джетт проверяет машины перед каждой поездкой.
– Так почему машину проверяешь ты, а не Джетт? – Неужели им не о чем больше говорить? Не хватало только побеседовать о погоде.
– Джетт проверяет осколки бомбы. Может быть, удастся что-то выяснить.
И все.
Прошло пятьдесят девять минут. Грей хмуро смотрел на дорогу, словно она нашептывала ему персональные оскорбления на особой частоте, так что слышать их мог только он. Макс оставалось только попытаться забыть о том, что она в машине, и занять себя составлением списка подозреваемых, среди которых не было Кейна Скиннера.
Все возвращалось к Ла Маркас. И к Либби. Она сказала, что Кейн будет на празднике. Сказала, что будет убийство. Либби была из тех женщин, историю жизни которых писали мужчины вроде Кейна Скиннера. Но Либби знала Кейна лучше, чем кто-либо другой, знала по себе, что он способен отправить собственную жену гнить за него в камере. Либби сильно рисковала, предоставляя Макс полученную из первых рук информацию о том, как действует Кейн, о его планах на гала-шоу у Барбарани, о его связях с Ла Маркас. Так почему же Макс ставит это все под сомнение?
А почему вы храните в тайне ту записку?
Может, было бы лучше поболтать с Греем ни о чем, потому что тогда, по крайней мере, она слушала бы его рассудительный голос, а не свой собственный. Ей удалось убедить себя, что, сдержав данное Виттории слово и не рассказав Грею о записке, она не подвергает опасности ничью жизнь. Будь она копом, ей не составило бы труда держать эту информацию при себе. Более того, делиться ею было бы непрофессионально.
По крайней мере, стелющаяся вдаль лента дороги и желто-зеленые равнины по обе стороны от нее действовали на нервную систему успокаивающе.
Она забыла, как велик мир. Забыла, что




