Каліфорнійська душа ісеканулася в Україні - Христина Холод
Она, блядь, уселась на его место. Схватила вожжи. И с диким, радостным криком "Йо-хо-хо и бутылка самогона!!!", что абсолютно, сука, не вписывалось в атмосферу, она изо всех сил хлестнула лошадей!
Лошади, перепуганные до смерти, понесли! Карета, это роскошное, изысканное чудо инженерии, подпрыгивая на камнях, полетела прямо к воротам столицы! Стража на стенах начала что-то кричать, но было поздно!
ГУ-У-У-У-РКІ-І-І-ІТ!!!
Карета, словно золотой таран, со всей дури врезалась в огромные деревянные ворота города! Золотая отделка отлетела, бархат порвался, лошади дико ржали, запутавшись в вожжах! Мавка, в последнюю миг, соскочила и, как кошка, приземлилась на ноги.
Покореженная, но все еще целая карета и тела лошадей наглухо заблокировали главный вход в столицу.
Элегантное, блядь, решение!
Стоя посреди этого хаоса, грязная, дикая, с пылающими глазами, Мавка подняла руку и изо всех сил дернула за веревку, что тянулась к ней с холма.
И началось шоу.
Я видела, как по кругу, по всему периметру стен, сработали ее адские машины.
С ревом, что заглушил крики на стенах, струи драконьего пламени ударили по городу.
Столица ЗАГОРЕЛАСЬ.
Со всех сторон. Одновременно.
Крики.
За одну секунду город утонул в криках. Это уже был не хор. Это была одна бесконечная, отчаянная нота чистого ужаса.
И пока я, завороженная этим адским зрелищем, стояла, разинув рот, дверцы покореженной кареты открылись.
Оттуда, кашляя и стону, начал выползать кто-то.
Это была девушка. Моего возраста.
Платье – точнее то, что от него осталось – было из тончайшего шелка. Прическа, украшенная жемчугом, превратилась в кровавое, растрепанное гнездо.
Принцесса? Дочь мэра? Просто какая-то богатая сучка, что ехала на свой первый бал?
Хуй его знает.
Все ее лицо, шея, руки были в крови. Похоже, от удара она добряче ударилась обо что-то внутри.
Она выползла из кареты. Подняла голову. Растерянно посмотрела на меня. Потом на Троянду. Потом на Мавку, что стояла на фоне пылающего города.
Потом она снова посмотрела на пылающий город.
Потом на свои руки, что были покрыты ее собственной кровью.
Ее глаза расширились, наполняясь пониманием, ужасом и абсолютным, тотальным, безграничным АХУЕМ.
Добро пожаловать на вечеринку, принцесса. Похоже, сегодня ты – выпускница.
Девушка в крови. Блондинка. Она шаталась, как пьяная, но стояла на ногах. Шок держал ее тело в вертикальном положении. Ее взгляд бегал от пылающего города к нам троим – трем фуриям, что стояли возле разбитой кареты.
И тут она сделала самую удивительную, самую абсурдную вещь, которую только могла.
Она сделала шаг вперед, неуверенно, на дрожащих ногах.
И заговорила.
Голос у нее был звонкий, но дрожал. Это был голос девушки, которую всю жизнь учили быть вежливой, даже когда ее мир, буквально, горит.
– Добрый вечер, – начала она, слегка склонив голову в жалкой подобии реверанса. – Мое имя… Гарбу-Гарбузко-Малина-Зинаида, – она запнулась, словно забыла свое собственное имя. – Вы, наверное, не хотели этого делать! Наверное, у вас были… причины! Я уверена, мы сможем договориться! Возможно, вы хотите выкуп? Мой отец, он… он мэр! Он может дать вам все, что вы хотите! Золото! Земли! Мы же не хотели никому делать зла! Это, наверное, какое-то ужасное недоразумение! Мы можем это уладить! Мы можем поговорить! Возможно, это все из-за плохих законов? Мой отец как раз работает над новой налоговой реформой, которая…
Она говорила.
Много.
Очень, блядь, много.
Она пыталась заговорить, заболтать этот ужас. Она пыталась применить свои навыки аристократической дипломатии к ситуации, где ее город жгли три сумасшедшие ведьмы. Ее мозг просто отказывался принимать эту реальность и отчаянно пытался вписать ее в рамки своего мира, где любую проблему можно решить с помощью слов, денег и хороших манер.
Это было одновременно жалко и… как-то дико очаровательно в своей абсурдности.
Мавка слушала.
Слушала молча, склонив голову набок. Она дала ей выговориться.
А потом, когда Зинаида сделала вдох, чтобы начать новую тираду о налоговой реформе…
ХРЯСЬ!
Мавка нанесла удар. Не кулаком. Просто ладонью. Короткий, точный, сокрушительный удар в солнечное сплетение.
Изо рта Зинаиды вырвался тихий, жалобный звук, похожий на звук, с которым сдувается воздушный шарик. Глаза закатились. Она просто сложилась пополам и начала оседать на землю.
Мавка не дала ей упасть.
Она подхватила ее, как куклу. Перекинула через плечо, как мешок с картошкой, и похлопала по жопе.
– Болтливая, – констатировала она.
Потом она повернулась ко мне и к Троянде.
– Полетит с нами.
Она не объяснила.
Она не сказала куда.
Не сказала "в космос".
Она просто сказала: "Полетит с нами".
Но я поняла.
И, глядя на бесчувственное тело богатой, идеалистической блондинки на плече у Мавки, я увидела четвертого члена нашего экипажа.
Я не знала, будет ли она новым подопытным, или новым ассистентом, или просто… пассажиром.
Я знала лишь то, что ракета Мавки была рассчитана на троих.
Кажется, наш полет будет немного… тесным.
Но, судя по выражению лица Мавки, это ее нисколько не беспокоило. Она любила, когда в ее сумасшедшем доме становилось людно.
Ночь мы провели в одном из схронов Мавки, слушая, как догорает столица. Крики давно стихли, остался только гул огня и треск деревянных балок. Зинаида, или как ее там, пришла в себя, но, к удивлению, не кричала. Она сидела, закутавшись в остатки своего шелкового платья, и молча смотрела на зарево. Шок, кажется, перешел в стадию тихого, замороженного ужаса.
Следующий день начался странно.
Даже для нас.
– Готовимся к полету! – объявила Мавка, пока мы завтракали тем, что нашлось в ее запасах.
– Какой полет? Куда? – прошептала Зинаида. Ее голос был хриплым и едва слышным.
Мавка ее проигнорировала.
После завтрака она подняла меня и Троянду на ноги.
– Надо подготовить ваши вестибулярные аппараты, – заявила она с видом опытного инструктора по подготовке космонавтов. – Наша "пташка" немного… трясет при взлете. Не хочу, чтобы вы мне там обблевали всю кабину. У Рыжей с этим и так проблемы.
Прежде чем я успела спросить, что, блядь, это значит, она схватила меня и Троянду за руки.
И начала нас крутить.
Изо всей, блядь, силы!
Как центрифуга. Мир превратился в размытое пятно из цветов, лиц, стен пещеры и потолка. Я слышала радостный визг Троянды – эта сучка, кажется, нашла новую любимую карусель. Я же чувствовала, как мой завтрак из кореньев
