Следующая цель – твое сердце - Нетта Хайд

– Я знаю, что ничего не было, – кричу ей в след.

– И что?

«И что?! И что я должен ответить на это?»

– Вот видишь, ничего это не меняет. Повторю еще раз, если ты предыдущие два не уловил: я готова с тобой говорить только на темы, связанные с работой. Все, – она разворачивается, будто ее слова – окончательная точка. – А, чуть не забыла. Не стоило меня целовать, вдруг какие-то болячки тебе передам. Твои пассии будут волноваться, – фыркает она, и ее фигура пропадает из моего поля зрения.

Блять, я приехал сюда не с целью залезть к ней в трусы, я хотел просто поговорить. Я псих. Я становлюсь конченным психом рядом с ней.

Но если она хочет разговаривать только на деловые темы – я устрою ей это. Неделя в Греции для нее покажется нашим медовым месяцем, начавшимся гораздо раньше положенного срока.

[12]

Алекситимия – это психологическое состояние, характеризующееся трудностью в распознавании, понимании и выражении эмоций.

Глава 12

ТЕЯ

Я сбежала.

И скорее всего в этот раз я сбежала не от него, а от самой себя. Я уже запуталась, где игра, а где правда. Вчерашний поцелуй не был похож на другие, ни на один из тех, что у меня когда-либо были.

Каждый раз, когда я оказываюсь рядом с Хантером, я чувствую непреодолимое желание задевать его, видеть, как в его глазах вспыхивают эмоции, чувствовать его горячие прикосновения и позволять ему сделать меня своей. Но в то же время, прежде чем эта вспышка страсти захлестнет меня с головой, я себя останавливаю: я вспоминаю, чей он сын и для чего я вообще здесь.

Сдерживать себя становится все сложнее. Мне кажется, еще немного, и я сдамся, отдамся ему полностью и окунусь с головой в этот глубокий, темный, грешный океан под названием Хантер Каттанео. И я не знаю, смогу ли доплыть до берега или утону в его пучинах.

Мы проходим к элитному терминалу для частной авиатехники в международном аэропорту Лос-Анджелес. Этот специальный терминал – оазис роскоши, предоставляющий богатым людям весь спектр эксклюзивных услуг и комфорт, удаленный от суеты основного аэровокзала. Именно здесь, в зале для привилегированных пассажиров, тишину нарушают лишь редкие голоса и негромкие шаги.

Следуя за Хантером на борт самолета Gulfstream13, я стараюсь не смотреть на него, но это невозможно, потому что он заполняет собой все: и голову, и глаза, и уже слегка касается сердца. За все время мы обменялись парой фраз друг с другом по типу: «Пошел в задницу, придурок», «Успокойся, истеричка» – и после вчерашнего разговора на набережной не поднимали никаких других тем, кроме рабочей. Мне кажется, мы оба уже немного выдохлись от вечных перепалок между нами. Поэтому лучшее решение – молчать.

Он сообщил, что там, куда мы летим, нас ждет важная встреча с людьми, которые могут поспособствовать развитию бизнеса Каттанео. И мое присутствие там, как переводчика, крайне необходимо.

Я сообщила Дому, что буду отсутствовать на занятиях приблизительно неделю и без лишних вопросов собрала чемодан, хотя меня интересовало, почему выбор пал именно на этот символичный для меня город.

Возможно, мне следовало бы задуматься об этом, но, получив вчера документы, подтверждающие рабочий характер поездки и наличие там необходимой продукции для компании, я решила успокоиться. А возможно, я просто идиотка.

Перелет до Афин составляет четырнадцать часов… четырнадцать долгих часов, которые сейчас кажутся вечностью. Это восемьсот сорок минут мучительного ожидания, пятьдесят одна тысяча секунд страха и тревоги, из которых просто невозможно выбраться. Я чувствую что-то странное и неуловимое, когда мы входим в огромный пустой самолет.

После того, что произошло со мной девять лет назад, каждое упоминание о перелетах вызывает у меня панический ужас. Кажется, стоит мне только ступить на борт самолета, как это поспособствует тому, что я окажусь в том адском месте, из которого мне удалось сбежать лишь благодаря Смитту, брату Доминика.

Единственный раз, когда я рискнула подняться в воздух после того ужасающего дня, был тогда, когда Доминик решил перевезти меня в Калифорнию. Тогда мы трижды поднимались на борт, но каждый раз паника и дикий страх не давали мне покоя, мое сердце колотилось как сумасшедшее.

Лишь на четвертый раз Эви, беспокоясь за мое состояние, достала сильнейшее допустимое снотворное через своего врача. Этот препарат окутал мой разум густым, благостным туманом. Я погрузилась в крепкий, глубокий сон, и только это позволило мне выдержать перелет до самого приземления.

Сейчас я стараюсь держаться. Дженни передала мне специальное средство, и по пути в аэропорт, я незаметно проглотила таблетку, надеясь, что ее действие будет быстрым и сильным. Так что, совсем скоро, я должна вырубиться и не чувствовать этого ужаса, который снова стремится захлестнуть меня.

Я сажусь в отдельное мягкое кожаное кресло, рядом с которым находится выдвижной стол. Хантер садится в кресло на приличном расстоянии, но напротив меня. И мне, с одной стороны, очень радостно, что он будет далеко.

Но, с другой стороны, мне могло бы быть спокойнее и комфортнее, если бы я чувствовала его присутствие рядом. Тем более сбоку от нас пустуют места для двоих. Но мы же не разговариваем друг с другом, и я не буду избавляться от своей гордости и просить его пересесть. Как-нибудь справлюсь сама.

В зал входит стюардесса в безупречной, ухоженной униформе и начинает рассказывать правила безопасности и детали полета. Но я ее не слышу. Единственное, что звенит в моей голове: «Тебя везут обратно к этому чудовищу».

Я закрываю глаза и пытаюсь сосредоточиться на чем-то приятном, глубоко вдыхая и медленно выдыхая. Я мысленно переношусь на песчаный пляж, ощущая теплый песок под ногами, океанский бриз на лице. Я думаю о семье, о родителях, брате и сестре. Воспоминания о счастливых днях захватывают меня.

Я вспоминаю, как любила ждать брата из школы и как уговаривала его поиграть со мной, хоть ему и нужно было готовиться к экзаменам для поступления в университет.

Как весело проводила время с сестрой, которая всегда поддерживала мои странности и никогда не осуждала.

Как ждала возвращения папы домой на несколько дней, когда мы могли посмотреть с ним боевики, после чего я изображала из себя воительницу-победительницу.

Я вспоминаю нежные руки мамы на моих кудрявых волосах, ее загадочные истории и мифы,