Золотые рельсы - Эрин Боумен
— Только Уиллу то золото было не нужно, — заметил Джесси.
— Это то самое золото, которым вы хотели мне заплатить?
— Да, и ты правильно сделал, что отказался. Это грязные деньги. Слишком много на них крови и слез. Может, они даже прокляты. Я говорила, что мы не тратим их без крайней нужды.
Я откидываюсь на стуле, пытаясь переварить все услышанное. Не история, а мечта любого репортера.
Целый приключенческий роман про забытое золото и женщину, утолившую жажду мести. Призраки прошлого настигает ее десять лет спустя — Малыш Роуза по приказу своего главаря ищет убийцу его брата, но, отыскав ее, переходит на сторону бесстрашной женщины, чтобы избавить Территорию от бандитов и обрести свободу. Настоящая захватывающая история из тех, о которых судачат люди и которые перепечатывают газеты.
— Как думаешь, Роуз знает, что золото у Колтонов? — спрашиваю я Риза.
Он качает головой.
— Это неважно, — говорит Джесси. — Из этой передряги есть лишь один выход, и я намерен его использовать. — Он оборачивается к Кэти. — Бандиты Роуза отняли у меня Уилла и могут отнять тебя и малыша. Я так жить не смогу.
— А я смогу жить без тебя? Это нечестно.
Джесси хитро улыбается.
— Обижаешь, Кэти. Я не промахнусь.
Глава тридцать пятая
Риз
Я стаскиваю одежду в спальне, чувствуя все большую досаду. То, что не намокло от снега, влажно от крови и липнет к рукам и ногам. Но даже то, что не липнет, снимать чертовски неудобно. Все мышцы ноют от усталости, наклоняться больно, глубоко дышать тяжело. Дай бог, чтобы обошлось без сломанных ребер — Диас потрудился на славу.
Полностью раздевшись, я залезаю в низенькую ванну. Ее наполнили еще вчера, но вода все еще такая холодная, что я резко вздыхаю и проклинаю себя за это, потому что все тело гудит от боли. Я умываюсь, обтираю губкой шею и плечи. Вода в ванне становится мутной от крови и грязи. То, что не отмылось, я отчищаю тщательно и медленно, потому что малейшее давление вызывает дополнительную боль. Я представляю себе, что так же аккуратно смываю с души молчание Вон в ответ на мой вопрос: «А теперь?»
Что за глупость! Неудивительно, что она перевела взгляд на дом, не произнося ни слова. Мне стыдно, что я подумал, будто ее отношение ко мне изменилось. Хотя то, что она звала меня Ризом в последние дни, что-то да значило. Да только все равно, я в ее представлении — насильник, тот, кто готов подчинить ее своей власти, а она — жертва и пленница, вынужденная молить о пощаде. Голодный кот и испуганная мышка. И несправедливо, неправильно и эгоистично с моей стороны надеяться, что она внезапно сочтет нас равными.
И все же я надеялся.
Не знаю, что на меня нашло. За последние несколько лет я ни на одну девушку не взглянул дважды. Да я и не хотел ни на кого засматриваться, и точка, потому что Роуз даже мою мать использовал, чтобы сделать меня послушным. А привязанность к кому-то другому дала бы ему еще больше власти надо мной. Так что я не смотрел по сторонам. Так было до сих пор. Но стоило удрать от него и получить шанс начать жизнь сначала, как я позволил себе слабость.
Покончив с мытьем, я вылезаю из ванны. И, вытираясь, вижу себя в небольшом зеркале над комодом. Вон совершенно права — выгляжу я скверно. Правый глаз стал немного видеть, но он все еще ужасно опухший, и хотя рана над ним больше не кровоточит, вид у нее неважный. На груди у меня кровоподтеки — думаю, к утру их станет гораздо больше.
Я поднимаю с пола одежду, не без труда надеваю белье и носки. Со штанами сложнее, но я умудряюсь натянуть их и едва успеваю застегнуть пуговицу, как раздается стук в дверь. Не успеваю я ответить, как она распахивается.
— Джесси сказал дать тебе одну из его… Ой! — Вон поднимает взгляд от чистой рубашки, которую принесла, и краснеет: — Прости, я…
— Давай ее сюда, — я хватаю рубашку и пытаюсь надеть ее. Ужасно, что меня все время, при каждом движении передергивает от боли, и простейшие манипуляции становятся трудной задачей. Я чувствую, Вон смотрит на меня, и мельком замечаю, что ее взгляд прикован к кровоподтеку на моей груди. То, как она опускает глаза, а потом вновь широко распахивает их, наводит меня на мысль, что я ей небезразличен. Может, я слишком быстро поднялся на крыльцо, не дав ей времени ответить? У меня не такой большой опыт общения с женщинами, но я знаю, просто так они не краснеют. Опять же, большинство из них не входят в комнату, пока находящийся там не ответит на стук. Я с трудом застегиваю пуговицы на рубашке.
— Так что же случилось? Стычка и потасовка?
— Я все рассказал за столом.
— Да, но не в подробностях. Тебе было страшно? Как тебе удавалось быстро думать в такой ситуации?
Она говорит очень серьезно и заинтересованно, даже с некоторым восторгом.
Я опускаю руки, забыв про пуговицы. Что-то изменилось, просто у нее не нашлось слов, чтобы выразить это. Ее взгляд отрывается от кровоподтеков и встречается с моим. Сейчас она кажется ближе, чем тогда, когда помогала мне идти к дому; это странно, ведь мы в нескольких футах друг от друга. Моя кровь до сих пор заметна на воротнике ее платья. Я помню, как, напрягаясь изо всех сил, она старалась сдвинуть меня с места, я был для нее непосильной ношей, и все же она старалась.
Вон улыбается мне невинно и беззаботно, даже усмехается. Что-то ёкает у меня в груди.
Затем она открывает дневник, которого я сначала не заметил, лицо ее становится серьезным, и я понимаю свою ошибку.
— Каков Роуз из себя? Опиши его и других, их имена и как они выглядят.
Она больше на меня не смотрит, взгляд ее застыл на карандаше в руке.
Я чертов дурак. Наивный болван.
— Убирайся, — я указываю на дверь.
— Что? — она вздергивает подбородок, не понимая, и это выглядит почти комично. Почти.
— Убирайся!
— Но…
— Это тебе не рассказ, Вон, это наши жизни! Моя, и Кэти, и Джесси! Это тебе не игра, не романтичная история, пригодная, чтобы продать ее какой-то газетенке и набить свой карман. Наши несчастья — это не
