По ту сторону свободы - Анна Александровна Бойцан

— Нет, — прошептала она. Голос звучал так, будто принадлежал не ей, а кому-то другому. — Я бы поговорила с ним. Просто поговорила.

Дориан рассмеялся. Мягко, даже как будто с восхищением.

— Ты такая добрая. И такая прекрасная в своей наивности.

Он встал, подошёл ближе. Опустился на колени перед ней и взял её лицо в ладони.

— Знаешь, почему ты мне нужна, Лив?

Она не ответила. Не могла. Слова застряли где-то глубоко.

— Потому что ты — единственная, кто умеет чувствовать. По-настоящему. Ты — моя точка опоры в этом безумии. Я не хочу, чтобы ты понимала всё, что я делаю. Мне достаточно, что ты просто есть. Здесь. Со мной.

Он поцеловал её в щёку. Потом в висок. Его прикосновения были невесомыми, почти трепетными. И в этом таился весь ужас.

Лив ощущала, как её собственное тело выдаёт предательство. Оно откликалось — сердце билось чаще, будто дикий барабан, в горле пересохло. Глаза снова искали его взгляд. Внутри всё ещё звенел страх — но поверх него поднималось что-то другое. Привязанность, что пугала больше страха. Желание, рождённое из отчаяния? Оцепенение, затягивающее в бездну?

— Всё слишком... красиво, — выдохнула она.

— Потому что ты — заслуживаешь красоты, — прошептал он, обвивая её пальцы своими. — Только её. Только наслаждения.

Он поцеловал её в губы. Медленно, сдержанно. Но с той самой дерзкой тягучестью, которая всегда сводила её с ума. Она не отстранилась.

И он понял это. Почувствовал.

— Пойдём, — сказал он, уже шепча в её ухо. — У меня есть ещё кое-что, что я приготовил только для тебя. В твоей старой спальне.

Его рука скользнула по её талии, будто бы невесомо.

— Обещаю, ты забудешь всё на свете.

Лив кивнула. Она не знала, что движет ей:

Любовь? Глупость? Отчаяние? Или же просто... безысходность?

Но она встала и пошла за ним. Они шли по коридору молча. Свечи гасли за их спинами сами собой — словно уступали пространство чему-то исключительному, предназначенному только для них двоих. Стены особняка казались ближе, чем обычно, создавая ощущение уютного, замкнутого мира. Ветви за окном царапали стекло, будто стараясь о чём-то предупредить, но Лив почти не слышала этого шума.

Он распахнул перед ней дверь и её сердце сжалось от внезапной, ошеломляющей нежности.

Она замерла на пороге, будто шагнула в другой мир. Комната больше не походила на остальной дом: вместо выбеленных стен и вечной полутьмы её встретил уют. У окна раскинулся широкий диван, усыпанный мягкими подушками, словно приглашая утонуть в них, на камине пылал настоящий огонь, наполняя пространство теплом и светом. Полупрозрачные шторы пропускали мягкий свет фонаря, а в углу, в высокой клетке на изящной подставке, дремала маленькая жёлтая канарейка — яркий, почти невозможный штрих человечности в доме вампира.

Воздух пах не свечами, не кровью, не лавандой — а просто... чистотой, тишиной и обволакивающим теплом. Домом.

На столике — её косметика, её ноутбук, книги, которые она упоминала вскользь. Одна из них — раскрыта. Он запомнил, какая у неё была закладка. Даже этот микроскопический штрих был учтён, и это поражало.

Дориан шагнул вперёд и сказал:

— Я знаю, что твоя жизнь теперь сильно отличается от той, к которой ты привыкла.

Он повернулся к ней, не приближаясь, давая пространство.

— Ты говорила как-то, что скучаешь по своей старой жизни. По моментам «нормальности».

Он обвёл рукой комнату.

— Это — твой угол. Здесь можно просто быть. Без приказов. Без политики. Без тех частей моего мира, которые и не должны тебя касаться. Даже без меня, если захочешь.

Лив обернулась к нему. Впервые за вечер — с чем-то настоящим, чистым, почти детским в глазах.

— Спасибо.

И она действительно это чувствовала. Это был глоток чистого воздуха, за которым она так отчаянно тянулась, и она позволила себе поверить, хотя бы на мгновение.

Он подошёл ближе, коснулся её щеки.

— Это только начало, — его голос стал ниже, обволакивающим, как шёлк. — Сегодня я хочу... чтобы ты вспомнила, как это — хотеть чего-то, и получить вдвое больше.

Он осторожно провёл пальцами по её ключице.

— Я знаю, что слишком многое напугало тебя.

— Особенно сегодня, — тихо прошептала она. Слова едва вырвались из груди.

Он кивнул.

— Да. Но ты всё равно здесь. Это многое значит. Очень многое.

Пауза. Воздух загустел.

Он поцеловал её — нежно, медленно, позволяя ей самой углубить поцелуй. Она не отстранилась.

Всё внутри было спутано, смешано в один клубок ужаса и притяжения, но она хотела его. Хотела снова почувствовать, что принадлежит себе. Или ему. Или этому безумию.

Он расстегнул пуговицу на её блузке. Потом ещё одну.

— Ты скажешь, если станет слишком?

— Да.

— И я остановлюсь.

— Да... Пожалуйста.

Он уложил её на диван медленно, как драгоценную, хрупкую реликвию, и его губы нашли место у её шеи, там, где кожа казалась тоньше бумаги. Движения были мягкими. Почти... ласковыми. И это «почти» обжигало сильнее, чем любая грубость.

Он провёл рукой по её животу, медленно раздвигая ткань. Лив затаила дыхание, позволяя ему углубляться в это прикосновение — до тех пор, пока в один миг не почувствовала, как всё становится слишком. Слишком быстро. Слишком глубоко. Слишком... властно. Слишком похоже на ту ночь. Слишком напоминает его истинную суть.

Она дёрнулась едва заметно. Её тело предательски застыло. Он не отпрянул. Наоборот — голос его стал шелковым и опасно низким:

— Хочешь, чтобы я остановился? — прошептал он, не прерывая прикосновения. — Или ты хочешь, чтобы я спросил об этом, но не остановился? Чтобы я забрал это, независимо от твоего ответа?

Она чуть выгнулась под ним, не по собственной воле — тело будто шло наперекор.

— Дориан... — её голос дрогнул. — Подожди... Я...

И вот оно. Нахлынуло.

Вспышка — агония Дерека.

Вспышка — безразличие Дориана.

Вспышка — обсидиановый клинок, вонзающийся в плоть.

Вспышка — ледяной, стальной голос.

Вспышка — «мне интересны только головы».

Дыхание сбилось. Грудь сдавило невидимой рукой. Сердце словно сжалось, превращаясь в кулак. Паника. Настоящая. Холодной волной, захлестнувшей с головой. Она чувствовала, как губы сводит судорогой, как руки леденеют до кончиков пальцев. Как будто что-то рвётся изнутри — душа, выворачиваемая наизнанку.

— Стоп, — вырвалось у неё, хриплое, сломанное. — Пожалуйста... остановись.

Он застыл. Замер, как хищник перед броском.

Тишина между ними была резкой. Как пощёчина. Звенящей, отрезвляющей.

Лив подняла взгляд — испуганный, потерянный.

Он это прочел.

Он отодвинулся, сел. Дышал тяжело, но глаза его были