Кляпа. Полная версия - Алексей Небоходов
– Документы! – рявкнула она так, что из—под пола поднялось облачко пыли.
Валя, чувствуя, как внутренности сжимаются в узел, попыталась объяснить, что документы остались в офисе, а заявление есть. Администраторша прищурилась, будто смотрела сквозь Валю, в её тёмное советское прошлое.
– Имя, фамилия? – бесстрастно потребовала она.
– Кляпова… то есть Проскурина… Валя… Павловна, – выпалила Валя, спотыкаясь на каждом слове.
В этот момент Кляпа застенчиво хихикнула у неё в голове и ядовито протянула:
– Кляпова—Проскурина… Что за несчастная фигня? Завтра на завтрак нас с тобой по этой фамилии перепутают с двумя батальонами развратных консультантов по интимным вопросам. Подпишись ещё Грудина Рассветная, тогда точно опередим группу зожниц из крыла героинь по правому коридору.
Администраторша скривилась, записала что—то в журнал и, не выказывая ни тени сомнения, протянула ей ключ.
– Номер сорок два. Соседка у вас – гадалка с амнезией. Но она безопасная. Если, конечно, у вас с собой нет кошек.
В этот момент Кляпа, в Валиной голове, язвительно хихикнула:
– Прекрасно, Валюша. Сейчас ты окажешься в одной комнате с ведьмой, у которой всё, конечно, забыто, но руки—то помнят. Угостит тебя не кашкой, а каким—нибудь ведьминым "особым супчиком". Вздохни, Валюша. Ты всё ещё веришь, что приехала лечить нервы, а не заниматься духовным самоудовлетворением?
Валентина взяла ключ двумя пальцами, будто он был куском радиоактивного мусора, и двинулась дальше по коридору, который пах плесенью, валерьянкой и плохо замазанными грехами.
Желая смыть с себя хоть часть дня, который с каждой минутой всё больше напоминал хождение по минному полю в ластах, Валя направилась в санаторную ванную комнату.
Помещение встретило её влажным духом и звуком плескающейся воды, словно где—то неподалёку невидимые русалки дрались за ведро с шампунем.
В углу, склонившись над шваброй, стояла уборщица. На вид ей было лет под шестьдесят, с натянутой до невозможности причёской и руками, которые явно знали, как выжимать не только тряпки. На шее у неё чёрной строчкой красовалась татуировка: «Не верь, не бойся, не убирай».
Женщина оторвалась от работы и смерила Валю тяжёлым взглядом, от которого хотелось сразу сдаться и подписать все явки с повинной.
– Ванну выбираешь, деточка? – хрипло спросила она, перекатывая тряпку по кафелю с такой яростью, как будто пыталась стереть следы неудавшегося ритуала.
Валя кивнула, чувствуя себя кроликом в змеиных объятиях.
– Правильно, – одобрила уборщица, сплёвывая в сторону. – Тут вчера директор лечился. Говорят, его ванна «вылечила» так, что до сих пор откачать не могут…
У Вали по спине пробежали мурашки размером с доброго суслика. Она осторожно осведомилась:
– А где тут… ну… почище?
Зинаида задумчиво потерла подбородок костяшками пальцев, словно вычищала из памяти самые жёсткие страницы автобиографии.
– В психушке, – наконец сказала она с глубокой уверенностью. – Там чисто. Там люди тихие, не сорят.
Валя кивнула, решив, что в этом мире санитарной логики больше не существует, а если и существует, то точно обходит это место стороной.
Санаторные коридоры петляли, словно нарочно созданные для того, чтобы окончательно сбить человека с пути, отправив его в объятия к тем, кого он в здравом уме старался бы избегать. Валентина, бредущая по этим лабиринтам без особой цели и ориентира, вдруг заметила приоткрытую дверь. Над ней висела аккуратная табличка с надписью: "Практическая секс—терапия чувственного освобождения".
Никаких красных флагов. Никаких неприличных слов. Всё выглядело вполне прилично, почти скучно, как объявление о бесплатной вакцинации от гриппа. Из—за двери доносились странные звуки: тихие стоны, мягкие шорохи, приглушённые смешки.
Любопытство оказалось сильнее осторожности. Валя осторожно заглянула внутрь.
Помещение оказалось просторным, устланным ковриками, на которых в полукруге сидели женщины. Лет от пятидесяти до семидесяти, если верить внешности. У каждой на лице застыло блаженное выражение, словно они только что услышали, что в столовой подают двойную порцию компота.
На стенах висели мотивационные плакаты: "Тело – твой храм", "Открой чакры любви", "Ласка – твой путь к свободе". Картинки сопровождались не менее абсурдными иллюстрациями: полуобнажённые старушки обнимали деревья, трогали лепестки и пели песенки, похожие на гимны потерянным органам или всему здоровью.
В центре комнаты восседала странная особа – ведущая. В лосинах цвета баклажана, с обручем на голове, который придавал ей сходство с плохо воспитанной нимфой или с дрессированным хорьком из самодельного цирка.
Она хлопнула в ладоши, и сидящие вокруг женщины начали синхронно обнимать сами себя, медленно поглаживая плечи, издавая томные стоны, от которых у Валентины волосы на затылке начали вставать дыбом.
Движения женщин были плавными, текучими, но в них было что—то пугающее. Как будто каждая представляла себе кого—то другого, а не своё собственное тело. Практическая часть "освобождения" выглядела, скорее, как странный ритуал для вызова диких духов похоти, чем как сеанс терапии.
Валя сделала шаг назад, надеясь улизнуть незамеченной, но тут сумка зацепилась за дверную ручку. Громкий хлопок эхом пронёсся по комнате.
Ведущая мгновенно насторожилась. Её глаза вспыхнули радостным огнём.
– Вот и новая душа! – воскликнула она, пружинисто подскочив со своего коврика. – Давайте поприветствуем её практикой телесного принятия!
Не успела Валя толком осознать, что происходит, как десяток бабушек вскочили с мест и с криками радости ринулись к ней.
Сначала её обняли с одной стороны, потом с другой. Кто—то теребил её волосы, кто—то шлёпал по спине, кто—то, возможно, попытался пощекотать подмышку. Валя пробовала сопротивляться, но это было похоже на попытку вырваться из липкой паутины: каждое движение только сильнее запутывало её в чужих руках и мягких объятиях.
– Пошлите любовь друг другу! – торжественно провозгласила ведущая, сложив руки на груди. – Исцелите боль через тактильное единение!
Женщины, не дожидаясь дополнительной команды, начали медленно покачиваться взад—вперёд, обмениваясь шепотом:
– Любовь… любовь… любовь…
Валя, стиснутая кольцом женских тел, слышала каждый их тяжёлый выдох, чувствовала каждый влажный шёпоток, в котором переплетались фанатизм и зловещая забота.
Кто—то неожиданно ухватил её за поясницу. Кто—то другой, с фанатичной нежностью, тёрся щекой о её плечо. Валя с ужасом осознала, что в глазах некоторых дам горит настоящий религиозный экстаз.
– Откройся, сестричка! – шептал ей кто—то прямо в ухо. – Твоё тело плачет от одиночества!
На этих словах внутри Валентины что—то надломилось. Она рванулась вперёд, расталкивая на своём пути переполненных любовью женщин, выбила плечом дверь и вылетела в коридор так, как будто за ней гналась вся палата номер шесть в полном составе.
Сзади донёсся коллективный вопль:
– Вернись! Мы ещё не открыли тебе чакру блаженства!
И почти сразу же, как ядро из мегафона, прокатился вслед
