Суккуб для наследника - Екатерина Александровна Оленева
Неважно кто и неважно как, но ей нужно было, нужно было прямо сейчас…
Всё, о чём получалось думать, это о его твёрдом члене, упирающимся в ягодицы и его руках, скользящих по её телу.
«Это неправильно. Так нельзя. Нужно это прекратить, пока не поздно», — но мысли будто вязли в ощущения, лишающих воли.
Каждое новое прикосновение было подобно ветке, брошенной в огонь — лишь заставляло костёр гореть сильнее и жарче.
Когда ладони инкуба скользнули под грудь, Николь застонала. Его пальцы осторожно и мягко сжали набухшие, чувствительные соски. Николь не противилась, не сопротивлялась, когда инкуб развернул её лицом к себе.
Легко, без усилий, он оторвал лёгкую девушку от пола, прижимая спиной к стене, так, что Николь не оставалась ничего иного, кроме как оплести талию Клода ногами, чувствуя его тяжёлый член у входа в собственное лоно. Их разделяла ткань, мешая дальнейшему проникновению, но, ощутив жёсткий напор, она забилась в сладких судорогах, скрутивших узлом низ живота.
В тот же момент в глазах Клода вспыхнуло яркое алое пламя. Из его рта выскользнул длинный змеиный раздвоенный язык.
Испуг на мгновение разогнал туман вожделения, но прежде чем голова прояснилась, длинный гибкий язык заскользил по шее, скользнул в ложбинку между грудей, сомкнулся вокруг сосков сладкой присоской и одуряющий дым неги вновь непреодолимым течением повлёк за собой.
Тело Николь превратилось в инструмент, на котором виртуозный музыкант играл одуряющую мелодию.
Она плыла на огромной тугой волне. Летела, оседлав ветер.
Никогда ничего подобного ранее переживать не приходилось. Это было божественно-прекрасно. Это стоило любой цены. В ней вдруг соединились огонь и прохлада, перекатываясь по телу, ото рта до алчущего заполнения лона.
Жажда и тьма, заполнившая тело снизу, будто гигантский осьминог, требовали продолжения. То, минутное облегчение, что Николь испытала минутой назад, уже не могло её насытить. Её требовалось большее — гораздо большее.
Но вместо того, чтобы овладеть ею, Клод притянул девушку к своему лицу, их губы почти соприкоснулись и Николь увидела, как голубоватое свечение, словно облако, вырывалось из её губ и вливалось в него.
Перламутровый дым струился между ними, и Клод легко его поглощал.
Алое пламя в его зрачках погасло. Глаза вновь стали человеческими.
Мир перестал вращаться. Сонливость и истому как рукой сняло. Николь вновь стала самой собой. Опустошённой, обессиленной.
Сама себе она казалось пустой оболочкой. Чары обольщения, — гламор — не притупляли больше её сознания и от только что пережитого сделалось тошно даже на физическом уровне.
Её мутило. Собственное тело казалось грязным.
До сих пор она думала, что её воля чего-то стоит, но Клод доказал ей, что она такая же глупая овца, как и все. Сгодится только на пропитание. И, подобно всем людям, бежит на убой, ласково повизгивая.
Глянув в зеркало, Николь ужаснулась собственному виду. Такой ещё называют «героиновым шиком». Черты лица заострились, глаза обвело тёмными тенями, губы истончились.
Она ощутила приступ дичайшей ярости:
— Что это только что сейчас было⁈
— То, что ты просила у меня, ангелочек. За чем пришла — ответы на твои вопросы. Теперь ты знаешь, как выглядит жизненная энергия человека и что испытывает человек, попавший в сеть наших чар.
— Я не этого просила!
— Так говорит каждый человек. Столкнувшись с последствиями своих желаний большинство предпочитают отрицать их.
— Правду говорят про вас, демонов — вам нельзя доверять! Ты обещал не трогать меня!
— Я и не трогал. Твоя девственность при тебе. Один глоток жизненной энергии не способен всерьёз повредить даже человеку.
Клод склонил голову к плечу:
— И, рискну напомнить, наполовину ты тоже демон. С большим, пусть и не раскрытым, потенциалом.
— Человеческая кровь во мне сильнее!
— Не обманывай себя, крошка, — он почти грубо схватил её за руку.
Возмущённая, Николь попыталась вырваться. После того, что она пережила по его милости совсем недавно, ей было невыносимо даже стоять рядом, не то, чтобы вновь ощущать его прикосновения.
— Пусти!
Вырываться было бессмысленно. В инкубе была нечеловеческая сила.
Его глаза скользнули по её руке. Безуспешно.
— Кольцо, — с иронией проговорил он. — Теперь понятно. В какой-то мере оно блокирует твою силу. А зря. От силы отказываться глупо. Это даже людишки знают.
Он, наконец, разжал пальцы, отпуская её.
— Зря я пришла к тебе!
Клод глядел на Николь. Глаза его сейчас были, как обычно. Красивыми, но ничего сверхъестественного.
Николь никогда в жизни ещё так не злилась. От одной мысли о том, что она ему позволила, что она себе позволила, звериная ярость поднималась из глубины, разливалась по рукам и ногам. Её дико подмывало дать ему по морде, расцарапать наглую физиономию в кровь — вовсе уничтожить.
— Ты обещал помощь, а вместо этого питался мной. Ты не имел права трогать меня. Ты — мой брат! Как мне отмыться от всего того, что случилось⁈ Как жить с этим дальше⁈
— Проблема в нашем родстве? — лениво откликнулся он. — Ну, так утешь себя, убедив, что я мог солгать, назвавшись тем, кем не являюсь. Что никакой я тебе не брат, а просто наглый проходимец.
— Это правда? — с надеждой вскинула глаза Николь.
— Насчёт проходимца — да. Но твой отец — отец и мне. Иначе стал бы я возиться с глупой человеческой девчонкой? Он велел мне позаботиться о тебе. И я забочусь. Как могу.
— Сколько тебе лет?
— Восемьдесят.
— Мне — девятнадцать. Связался чёрт с младенцем?
— Чёрт младенца всего лишь немного поучил, как тот его об этом и просил. Давай поставим на этом точку. Хочешь, угощу тебя чаем?
— Не хочу я твоего чая.
— Зря У меня самый вкусный чай в городе.
— Да у тебя, по-твоему собственному убеждению, всё самое лучшее! — ядовито прошипела Николь.
А Клод в ответ засмеялся шёлковым смехом:
— Садись, маленькая сестрёнка. И перестань злиться. Давай поговорим, как старший брат с младшей маленькой сестрой.
Они скривилась, будто запихала в рот целый лимон без кожуры.
— Не называй меня так!
— Сестричкой? Младшей? Или — маленькой?
— Никак не называй.
— Почему ты злишься на меня? — голос его вновь упал до интимного шёпота. — Ты спросила, что значит быть суккубом? Спросила, что почувствуешь в момент пробуждения твоей силы? Теперь ты знаешь.
— Это было слишком… — она нервно сглотнула, борясь со смущением. — слишком личным! Слишком — интимным. Неужели ты не понимаешь⁈
— Если бы я привёл к тебе человека, ты бы его убила и всё равно винила меня. Но




