Лед и пепел - Мила Дуглас
Губы его дрогнули. Не в усмешке. В попытке улыбки. Тщетной, неловкой, но невероятно искренней. В его серых глазах, обычно холодных и непостижимых, лед треснул окончательно, открыв глубину, где плескалось что-то теплое, уязвимое и бесконечно благодарное. Он не сказал ни слова. Не умел. Но его взгляд сказал все: Ты прекрасна. Ты – чудо. Ты – мое спасение.
Старейшина, женщина с лицом, похожим на высохшее лесное яблоко, и мудрыми, как корни Древа, глазами, подняла руки. Началось.
Не было пышных речей священников, золотых колец или пурпурных ковров. Была земля под ногами. Было Древо-Мать – свидетель веков. Были Духи Леса, незримо присутствующие в шелесте листвы. И были двое, стоящие друг напротив друга, связанные незримой нитью, сотканной из боли, ненависти, страсти и, наконец, пронзительной любви.
– Дети Леса и Льда, – заговорила старейшина, ее голос, хриплый от лет, звучал с удивительной силой под сводами ветвей. – Вы пришли сюда, неся тяжесть прошлого, как ношу дров для костра. Но сегодня вы принесли ее к подножию Древа-Матери, чтобы предать огню обновления. Склоните головы перед мудростью земли и шепотом ветров.
Они склонили головы. Александр сделал это чуть медленнее, движение далось ему дорогой ценой. Тэссия видела, как он чуть сжал веки, сдерживая стон. Но сделал. Преклонил гордую голову перед силой этого места, перед своей судьбой.
Две молодые девушки в белых, простых одеждах поднесли венки. Не золотые диадемы, а новые, только что сплетенные здесь же, на глазах у всех, из гибких прутьев, полевых цветов и ароматных трав. Один – для нее, с вплетенными голубыми колокольчиками и белыми ромашками. Другой – для него, более строгий, из темного плюща, веточек можжевельника и алых ягод рябины, символ защиты и жизненной силы. Старейшина взяла венки.
– Тэссия де Лис, Дочь леса, Королева Вечнолесья по праву духа и любви. Возьми этот венок – не ярмо власти, а круг жизни, бесконечный, как смена времен года под сенью наших деревьев. Обещаешь ли ты хранить мудрость земли, силу корней и свет, пробивающийся сквозь самую густую тьму? Обещаешь ли ты быть мостом, а не стеной? Любовью, а не мечом?
Голос Тэссии прозвучал ясно, как родниковая вода:
– Обещаю. Перед Древом-Матерью, перед духами предков, перед народом моим. Сквозь лед и пепел – к свету.
Старейшина возложила венок поверх ее первого, как второе благословение. Потом обратилась к Александру. В толпе замерли. Как поведет себя снежный барс перед лицом лесных духов?
– Александр Греймарк, Сын Камня и Метель, Король Севера. Возьми этот венок – не трофей завоевателя, а знак союза с землей, что была тебе чужда. Знак защиты жизни, что расцветает под этим небом. Обещаешь ли ты уважать шепот листьев, силу корней и закон круговорота жизни? Обещаешь ли ты быть щитом, а не бичом? Опорой, а не разрушителем? Любовью, а не гневом?
Он поднял голову. Боль в плече была огненной, но его взгляд, устремленный на Тэссию, горел иным огнем. Он видел только ее. Ее веру. Ее надежду на него. Его голос, низкий и немного хриплый от сдерживаемой боли, прозвучал, нарушая священную тишину, но наполнив ее новой, незнакомой силой:
– Обещаю. Перед этим Древом, перед… духами твоего леса. Перед тобой, Тэссия. Сквозь лед и пепел – к миру. Всегда.
Старейшина возложила венок из плюща и рябины ему на голову. Темная зелень и алые ягоды странно сочетались с его платиновыми волосами и суровыми чертами, но в этом был глубокий смысл. Северный Король принял знак леса.
– Пусть венки ваши, сплетенные из даров одной земли, станут символом сплетения двух судеб! – провозгласила старейшина. – Руки! Дайте руки друг другу!
Александр двинулся первым. Медленно, преодолевая волну головокружения от боли и нахлынувших чувств, он протянул правую руку – здоровую. Тэссия вложила в нее свою ладонь. Его пальцы, сильные, привыкшие сжимать рукоять меча, сомкнулись вокруг ее хрупкой руки с нежностью, которой он, казалось, учился заново. Его кожа была горячей, чуть шероховатой. Ее – прохладной и трепетной. Лед и Жизнь. Камень и Росток. Прикосновение было простым, но в нем – вся история их мучительного пути к этому мгновению. В нем – клятва, сильнее любых слов.
– Духи Леса! Духи Гор! Слышите! – голос старейшины взметнулся вверх, к кроне Древа. – Видите! Два сердца, два королевства, две судьбы – отныне едины под этим небом! Пусть их союз будет крепче корней ванара, светлее утренней росы, плодороднее лесной почвы! Пусть сквозь лед их прошлого прорастет древо мира, и пусть пепел вражды станет помощником для новой жизни! Примите их обеты! Благословите их путь!
Тишина взорвалась. Не криками, а мощным, единым вздохом облегчения и радости сотен глоток. Забили барабаны – глухие, ритмичные, как биение сердца самой земли. Засвистели дудочки, зазвенели бубенцы. Люди бросились вперед, не сдерживаясь больше. Началась пляска. Не чинный придворный менуэт, а буйный, стихийный хоровод, в котором смешались седовласые старцы и малыши, воины в потертых кожаных доспехах и девушки в ярких платьях. Земля загудела под ногами.
Александр и Тэссия стояли под Древом, островком относительного покоя в этом море движения и звука. Его рука все еще сжимала ее руку. Он смотрел на празднество, на этих людей, которые еще недавно были для него лишь "дикарями из южных лесов", последним камнем в его короне. Теперь он видел их лица – открытые, счастливые, полные благодарности к ней, к их Королеве, и осторожного, растущего уважения к нему, ее избраннику. Он видел Мирреля, улыбающегося впервые за долгие месяцы, и Роана, который, к его удивлению, слегка пританцовывал в такт барабанам, глядя на веселого старика Фаэрона. Он видел Ориона, сидящего на почетном месте, с бледной, но умиротворенной улыбкой. Он видел своих гвардейцев, "Клыки Теней", непривычно растерянных, но уже начинающих поддаваться ритму, обменивающихся сдержанными улыбками с девушками Вечнолесья.
И он видел ее. Свою Тэссию. Его жену. Его королеву. Его чудо. Зеленый шелк мерцал в солнечных лучах, пробивающихся сквозь листву. Лепестки в ее венках чуть вздрагивали от общего гула. Глаза сияли счастьем и слезами. Она была воплощением Вечнолесья – живой, неукротимой, прекрасной и прощающей. Она смотрела на свой народ, на праздник единения, и в ее взгляде была тихая, всепоглощающая любовь и гордость.
Боль в плече
