Судьба магии - Бет Рэвис

Но я мысленно отказываюсь от того, чтобы Хольда рассказала больше.

– Давай сначала спустимся туда. Будем двигаться постепенно. На всякий случай.

Отто кивает.

– Сюда, – говорит он. – Быстрее всего проникнуть туда можно через…

Мы снова поворачиваем, и Отто собирается идти дальше, но внезапно останавливается.

Рыночная площадь. Место, куда он повел меня за едой и припасами, прежде чем мы приступили к осуществлению его плана по освобождению заключенных в базилике. Вот и самый яркий контраст – рынок Кристкиндэмаркт, место, которое когда-то было центром веселья, теперь представляет широкую площадь из грязно-серых камней. С этой площади все убрали.

За исключением столбов.

Среди груды пепла поднимаются тела, закованные в цепи. Трупы почернели, сморщились до неузнаваемости, а их рты разинуты в застывших на губах криках агонии.

Я прижимаю руку к животу, пытаясь избавиться от подступающей тошноты.

На столбах больше дюжины человек. Некоторые все еще дымятся. И есть неиспользованные столбы, установленные и готовые, но сейчас поблизости нет хэксэн-егерей, и никого не тащат на смерть.

Большинство тел слишком сильно обгорело, чтобы их можно было опознать. Но я понимаю: это то, что случилось со стражниками Гренцвахе. Вот почему мы не смогли их выследить. Вот почему ничего о них не слышали.

Печаль накатывает на меня волной. Пальцы Отто сжимают мои, и я думаю, что он утешает меня, пока на меня не обрушивается волна его эмоций: ужас, боль, чувство вины.

Я смотрю на его лицо.

Он побледнел, губы сжаты в тонкую линию, глаза широко раскрыты и неподвижны. Он делает судорожный вдох. Задыхается.

Я оттаскиваю его в сторону, в переулок. Хотя на площади и нет никого. Людей загнал в дома страх, который стелется по улицам, как туман.

Спрятавшись в переулке, я обхватываю лицо Отто ладонями и заставляю его посмотреть на меня.

Он столько сделал, чтобы освободить Трир. Это было его единственным утешением после нашего побега, надежда, что он вызовет перемены. Йоханн, один из хэксэн-егерей в подчинении Отто, осмелился рассказать нам, что после побега заключенных город начал восставать против насилия, которое творили охотники на ведьм.

Но зачатки этих перемен были уничтожены. То, что сделал Отто, все, чем он пожертвовал, чтобы освободить Трир, сведено на нет.

– Мы это исправим, – обещаю я. Мой голос звучит сильнее, чем я ожидала. Я так же разбита, так же напугана и дрожу, но, видя, что Отто в отчаянии, я нахожу в себе глубокий источник силы, о существовании которого и не подозревала. Это Отто, все для него и благодаря ему. Я прижимаюсь лбом к его лбу. – Мы все исправим, Отто, клянусь тебе.

Он облизывает губы и дрожит, когда его руки обхватывают мои запястья.

– Мы не можем здесь оставаться, – шепчу я. – Нам нужно добраться до акведуков. Ты в порядке, готов это сделать?

Я не хочу давить на него. Но в то же время знаю этого мужчину. Знаю, как работает его мозг, как лучше отвлечь его.

Попроси его составить план.

Отто любит планы.

Я бы даже настояла, но это и так срабатывает.

Мгновенно Отто отстраняется от меня. Его паника отступает, и я улавливаю момент, когда он преодолевает ее. Неужели я выгляжу так же, когда он заставляет меня пробудиться от своей боли? Словно я забыла, каково это – наполнять легкие воздухом.

Отто наклоняется и крепко целует меня шершавыми губами, а его рука ложится мне на подбородок.

– Пошли, hexe, – шепчет он и влечет меня за собой.

13

Отто

Все намного хуже, чем я ожидал.

У нас был проблеск надежды, понимаю я, слабая вера, что, возможно, наши страхи не оправдаются. Что, быть может, Дитер не так силен, как раньше, что он завладел разумом Фрици в предсмертных конвульсиях.

Но нет.

Он укрепил свою власть и усилил хватку, зажав город в тисках террора. Убийства продолжаются. «Сосредоточься».

Я могу горевать или могу действовать. И Фрици нужно, чтобы я действовал.

Нам надо добраться до акведуков. Идти через ходы, о которых знают хэксэн-егери, – например, за пределами арены или под Порта-Нигра, – слишком рискованны. Мне не нравится идея возвращаться в дом-крепость, которым я пользовался раньше. Освобождение заключенных в Трире, несомненно, побудило Дитера внимательнее изучить сохранившиеся туннели, и маршруты, которые когда-то были секретными, теперь могут быть известны. Но это все равно лучший вариант.

И под этим я подразумеваю, что это единственный вариант.

Я увлекаю Фрици за собой под арку переулка, ведущего на Юденгассе. Я оглядываюсь, высматривая, не мелькнет ли черный плащ, не блеснет ли серебряная брошь.

От моего плеча отскакивает камешек.

Я резко вдыхаю, мое сердце бешено колотится. Я собираюсь развернуться, но решаю не реагировать сразу. Никого больше на этой улице не видно, но из-за занавешенных окон за нами могут наблюдать чьи-то глаза. Мои пальцы сжимают руку Фрици, и мы оба замираем. Я оглядываюсь через плечо…

Там.

В углу, в тени, валяется куча грязного тряпья. Но я замечаю яркие глаза, сияющие в темноте.

Мия, сирота, которая жила с братом на Юденгассе и присматривала за моим домом, когда я бывал в отъезде. Она лучше любого шпиона, никто не смотрит дважды на сироту, особенно в городе, где сгорело столько матерей.

Гора тряпья движется, и Мия встает. Игнорируя меня, она уходит вглубь переулка. Я немного выжидаю, затем следую за ней, Фрици, затаившая дыхание от напряжения, идет рядом со мной.

Мия ведет нас в лачугу, пристроенную к одному из зданий. Куры роются в грязи в грубом загоне, сплетенном из прутьев.

– Ты вернулся, – говорит Мия, когда мы с Фрици заворачиваем за угол. Я не могу понять, слышится в ее резком голосе облегчение или обвинение.

– Я думал… думал, что все закончилось, – оправдываюсь я. От эмоций горло сжимается. Понимает ли она, как я раскаиваюсь? Мне следовало прийти намного раньше. Я должен был убедиться, что Трир в безопасности. Что она в безопасности, а также ее брат и другие сироты и обездоленные люди. Оставалось еще так много работы, которую требовалось сделать, а я позволил себе праздновать ложную победу вместо этого, радовался, в то время как в городе, который я покинул…

Фрици прижимается к моему плечу, придавая мне уверенности. Я почти ощущаю призыв – не чувствовать себя виноватым – в ее прикосновении.

– Здесь для тебя небезопасно, – говорит Мия.

– Где твой брат? – спрашиваю я.

Мия качает головой:

– Не здесь. Он нашел работу на ферме за городскими стенами и…

Мои плечи опускаются от облегчения.