Судьба магии - Бет Рэвис

Она права. Нам с Фрици нужно отдохнуть. Потому что на рассвете мы уезжаем.

Лизель не смягчается, пока мы не выходим под открытое небо. Она держит Фрици за руку, когда мы переходим мосты и идем к нашему дому, а перед дверью кузины снова обнимаются.

Когда они отпускают друг друга и Фрици заходит в дом, Лизель смотрит на меня, загораживая вход. Она выглядит злой, но я знаю ее достаточно хорошо, чтобы понять, что на самом деле она напугана.

Я добродушно улыбаюсь.

– Ты не хочешь, чтобы я тоже пообещал вернуться? – спрашиваю я.

Лизель пожимает плечами, избегая смотреть мне в глаза.

– Думаю, ты тоже можешь вернуться, если хочешь.

Она отходит в сторону, и я вхожу в комнату вслед за Фрици.

Прежде чем успею закрыть дверь, Лизель хватает меня за руку, притягивает к себе и обнимает.

Я чувствую, как ее слезы, горячие и влажные, пропитывают мою тунику. И целую ее в макушку.

– Обещаю, – говорю я.

Как только дверь закрывается, я поворачиваюсь к Фрици. Она спускает с плеча сорочку, обнажая ключицу и шрам от клейма, которое поставил Дитер. Шрам идеальной формы, это четко очерченная буква D.

Хэксэн-егери использовали это клеймо. Оно означало Dämon[15].

Но после того как Фрици в первый раз сбежала от брата, я понял, что клеймо было придумано для пыток именно им, а не архиепископом. D означает Дитер.

Он хотел присвоить Фрици – ее магию, ее сущность – себе.

– Вот что я знаю, Liebste, – мягко начинаю я, привлекая внимание Фрици. – То, что он сделал с тобой, не определяет тебя. Дитер носится по миру, забирая все, что пожелает. Но я твой, потому что отдаю себя тебе. Это выбор, который я делаю с каждым вздохом. Возможно, он и привязал тебя силой…

Ее рука тянется к шраму.

– …но он понятия не имеет, насколько прочнее связь, если она дарована.

Фрици смотрит в пол, но я все еще вижу ее беспокойство и страх. Я приподнимаю ее лицо, ожидая, пока она взглянет на меня. Я хочу сказать что-то, что облегчит тревогу, сжимающую ее сердце, хочу подобрать правильные слова, которые заставили бы ее увидеть себя такой, какой вижу ее я, поверить в себя так же сильно, как верю я. Но когда Фрици поднимает взгляд, я понимаю, что не могу сказать ничего, кроме:

– Я люблю тебя.

И, возможно, этого достаточно. Она обвивает меня руками, прижимаясь к губам, и наш поцелуй имеет больше силы, чем любой страх.

* * *

На следующее утро мы собираемся у дома Хильды. Бригитта, очевидно, провела ночь с моей сестрой, но мы молчаливо игнорируем это, пока прибывают стражи Гренцвахе. Бригитта выбрала пятерых воинов, которые присоединятся к нам, и Хильда раздает им коричневые плащи, чтобы мы выглядели как паломники, которые идут почтить память святого Симеона. Избранные воины мрачно относятся к предстоящей миссии, все, кроме Алоиса, который не может стоять на месте.

– Не могу поверить, что пропустил такое представление вчера вечером, – бормочет он, но тут же замолкает, заметив выражение моего лица.

Я подхожу к сестре:

– Ты не могла бы присмотреть за Лизель?

– Конечно, – говорит Хильда. – Лизель просто прелесть.

– Ты же знаешь, что она способна сжечь деревню дотла, если у нее случится истерика?

– Она бы никогда так не поступила! – ахает Хильда.

– Да, я бы никогда так не поступила! – Лизель выскакивает из-за угла, кошка Хильды следует за ней, мяукая, чтобы привлечь внимание.

– И правда, как ты можешь говорить что-то подобное о такой милой девочке? – возмущается Хильда, сердито глядя на меня, и наклоняется, чтобы обнять Лизель.

Пока сестра стоит спиной ко мне, прижимая Лизель к себе, Лизель показывает мне язык, на кончике которого пляшет крошечный огонек. Она невинно хихикает и заходит в дом Хильды. Сестра следует за ней, и я слышу, как она обещает Лизель испечь печенья.

Обернувшись, я вижу приближающуюся Корнелию. Рохус и Филомена против того, чтобы жрица брала в руки оружие, но они не могут ей этого запретить.

Жрица направляется к Фрици. Когда я подхожу к ним, Корнелия протягивает Фрици серебряный амулет на кожаном ремешке.

– Я не знаю, насколько могущественной стала магия Дитера и какова природа его проклятой связи с тобой, – говорит она, – но это должно уберечь твои разум и тело от его влияния.

Фрици надевает амулет.

– Он больше не сможет залезть мне в голову? – Дрожь в ее голосе наполняет меня яростью.

– Ты в безопасности, – подтверждает Корнелия. – Единение между тобой и Отто уже доказало свою силу. Теперь, когда ты знаешь, что Дитер создал между вами извращенную связь, ты сможешь с ней бороться. А это поможет. – Корнелия наклоняется и обнимает Фрици. – Ты в безопасности, – повторяет она.

Интерлюдия

Дитер

Ха! В безопасности.

Нет, сестренка.

Это утверждение как никогда далеко от истины.

Будто амулет может защитить тебя от меня.

Я наблюдаю, как она приближается. Мне должно это льстить, право.

Моей младшей сестре требуется отряд воинов, чтобы встретиться со мной. Неужели она думает, что этого будет достаточно, чтобы убить меня?

У нее ничего не получится.

Как восхитительно, что она собирается преподнести мне себя! Какое предвкушение! Как весело. Мы будем беззаботно играть, пока она не подарит мне свою магию.

Я высосу магию из ее костей.

И затем использую, чтобы разрушить стены, которые сдерживают магию всего мира. Я сожгу их драгоценное Древо, и магия хлынет в меня. Они так долго пытались скрыть от меня правду. Все они. Лгут. Все лгут. Единственное, что реально, – это власть.

Когда я был маленьким, мать говорила, что любит меня, несмотря ни на что. Но потом я понял, что ее любовь требует соблюдения определенных условий так же, как есть условия, чтобы владеть магией.

«Я всегда буду любить тебя, мой единственный сын, – прошептала она перед тем, как выгнать меня из ковена. – Но я не могу позволить тебе подвергать свою сестру опасности». – Абсолютно очевидно, что она больше заботилась о Фрици, чем обо мне. Мы с сестрой особенные. Я знал, что Фрици могущественна раньше, чем богиня выбрала ее. Если бы моя мать по-настоящему любила меня, она бы давно позволила мне осушить Фрици.

Хольда тоже лгала, когда я был ребенком. Она очаровала меня прелестями дикой магии и сказала, что ограничений не существует, но когда у меня хватило храбрости по-настоящему поверить, что правила являются не более чем ложными ограничениями, и попытался преступить их…

Хольда