Обольщение - Лера Виннер

У меня не хватило ни сил, ни мужества, чтобы погладить её. Подтянув колени к груди, я сунула руки между ними, боясь только одного — навредить… Ему.

— Вот. Ты сможешь сама одеться?

Рядом со мной легло платье, а Монтейн вдруг взял моё лицо в ладони, заставляя поднять голову.

— Мелания?

Он хотел получить подтверждение тому, что говорит именно со мной, и я кивнула, тяжело и неловко.

— Хорошо. Жди меня здесь, никуда не уходи.

Я должна была сказать ему, что не собираюсь. Что меня просто на это не хватит.

А ещё — что он не должен прикасаться ко мне.

Вильгельм быстро кивнул то ли мне в ответ, то ли собственным мыслям, а потом вдруг сухо и коротко поцеловал меня в лоб, поднялся и скрылся за кустами.

Глава 8

Я не знала, как долго отсутствовал барон — десять минут, час или вечность.

Кое-как натянув одежду и проверив, чтобы она была полностью застёгнута, я прислонилась спиной к дереву и, обхватив колени трясущимися руками, уткнулась в них лицом.

Сидеть так было категорически неудобно, но такая поза позволяла не провалиться в тяжёлое и опасное для меня прямо сейчас забытье.

Я боялась закрыть глаза. Боялась, что когда открою их вновь, не будет ни обеспокоенных моим состоянием лошадей, ни озера, и Монтейн не вернётся. Не станет вовсе ничего, кроме жидкого злого тумана.

Вокруг стояла тишина. Даже птицы защебетали громче, не слыша надоедливых людей, и ветер легко и нежно гладил мои растрёпанные, постепенно высыхающие волосы.

Та сила, что убила двоих ублюдков среди орешника, свернулась внутри ледяной, готовой к стремительной атаке змеёй, а голова, рёбра и руки болели, словно их стянули широкими металлическими обручами.

Хотелось лечь. Зажмуриться покрепче и лежать день, полночь или сутки, пока не станет легче.

Я так и не сумела найти иного способа справляться с этим, не смогла научиться брать эту силу под свой полный контроль. Она лишь притихала до времени, давала мне расслабиться, чтобы потом потребовать своего вновь.

— Мелли? — Вильгельм присел на корточки передо мной и осторожно коснулся колена.

Я вскинула голову, испугавшись не его, а того, что всё-таки могла задремать, и поэтому не услышала его приближения.

Что ответить ему, я не знала.

Солгать, что со мной всё хорошо?

Извиниться и попросить уехать, навсегда забыв обо мне?

Он не мог.

Я абсолютно точно знала, что теперь, после того, что случилось, он не мог меня оставить. Не в его характере было бросить такую силу без присмотра, а уж цену ей Чёрный Барон очевидно знал.

— Хорошо.

Я так и не поняла, что именно он одобрил, а Вильгельм, меж тем, поднялся, прихватив с земли брошенную мной рубашку.

Он надел её быстрым небрежным жестом, оставил навыпуск, не обратив внимания на сбитый ворот, и принялся перевешивать седельные сумки на Красавицу.

Бездумно наблюдая за ними, я подумала, что он красивый. И что моя кобыла тянется к нему, как ни к кому другому, кроме меня, не потянулась бы никогда. Так же, как Вильгельм, — ни в коем случае не Уил, — знал цену силе, она знала цену людям.

— Вставай. Давай, Мел. Ещё немного.

Никто и никогда так меня не называл. Это новое, непривычное, но такое мелодичное обращение заставила меня почти очнуться и встать, устремляясь туда, куда Монтейн хотел меня вести. Даже если это будет укромное место, в котором можно прикончить без лишнего шума, руководствуясь исключительно благородством, здоровой осторожностью и, быть может, жалостью.

Оказалось, что он всего лишь решил взять меня к себе в седло.

Понимая, что самостоятельно ехать верхо́м я сейчас не способна, барон крепко прижал меня к себе и тронул Морока с места. Из-под полуопущенных ресниц я видела, что Красавица просто пошла за нами сама, без привязи и дополнительных приказов.

Солнце стало совсем ярким, трава на лугу, несмотря на август и близость осени, оставалась ослепительно зелёной, а в ней кое-где виднелись крошечные голубые цветы.

— Поспи. Оно тебя не тронет, обещаю.

Монтейн прошептал это мне на ухо чуть слышно, и я ему поверила. Прошлой ночью, когда он спал рядом со мной, да ещё и обнял во сне, моя сила и правда не посмела показаться.

Тем сильнее она желала ему смерти, тем более страстно мечтала отвадить меня от него. Какой бы старой и могущественной она ни была, при нём она почему-то не имела власти, а я не желала спрашивать её о причинах, потому что стоило только начать. Вступить в этот разговор, надеясь, что сумею прекратить его вовремя, и опомниться её успею, как… Что?

Стелясь в моём сне туманом под копыта его коня, она шептала, что так будет всегда. Что никому и никогда я не понадоблюсь. Никому кроме неё. Что его отказ отправиться со мной в постель есть ни что иное, как весомый повод для согласия, которое я должна теперь дать ей. Одно моё слово — он будет моим.

И он, и тот, к кому я так отчаянно пыталась добраться.

Вильгельм больше ничего не говорил, тем более, ни о чём меня не спрашивал, и очень скоро я в самом деле уснула.

Сон в седле не мог быть глубоким, но я всё равно увидела что-то, что не смогла запомнить, но оно мне точно нравилось. Там было тепло, светло и спокойно, и кто-то в отдалении пел красивую песню о счастливой любви. Герой этой баллады, отважный и дерзкий, но очень бедный юноша, полюбил принцессу, и когда её похитил злой колдун, отважно бросился на поиски. Вооружённый одним коротким мечом, он прошёл леса и поля, переплыл кипящую реку и, победив в честной схватке, забрал свою возлюбленную домой. Увидев отвагу юноши и бескорыстность его чувств, король позволил дочери выйти за него замуж, и с тех пор принцессам было даровано право самим выбирать себе мужей.

Я рассеянно улыбнулась в своём полусне, потому что история была доброй и красивой, а голос, которым её исполняли — приятным. Он успокаивал и убеждал в том, что всё в этой песне правда. Что в самый отчаянный и горестный момент обязательно появится храбрый и красивый герой. Что справедливость есть на свете, а любые законы можно изменить, если очень-очень захотеть этого.

Мне не хотелось просыпаться. Напротив, я подумала о том, что здорово было бы попросить обладателя этого чудесного голоса спеть