Как приручить боевого мага? - Анастасия Юрьевна Королева
– Даже не думайте об этом, – бросил Илиас так, словно я высказало своё предположение вслух.
– Простите? – краснея пуще прежнего, переспросила его.
– У вас всё буквально на лбу написано, – мужчина, наконец, сделал шаг вперёд, оказываясь ко мне ближе. – Лечить меня насильно не нужно, я большой мальчик, и сам умею справляться со своими проблемами.
Вот тут пришёл мой черёд вздёргивать бровь:
– Большие мальчики, это те, кто не боится целителей, вы же ведёте себя так, будто вы одного возраста с Реми и Рианом. Хотя… – сделала вид, что задумалась, – даже они знают, что когда болит – нужно идти к целителю.
Илиас на мгновение прикрыл глаза, а когда открыл их, то произнёс:
– Пусть так, но в вашей помощи я не нуждаюсь.
Почему-то его слова задели меня, хотя сказал он их тем же тоном, что и до этого. Просто… Он имел в виду, что не доверяет мне? Не верит в то, что я могу ему помочь? Или… Что? Боится показать слабость? Да я же…
– Идите, Софи, доктор Грасс уже, наверное, заждался вас, – произнёс он, мягко выставляя меня. И я пошла, потому что вся моя решимость растворилась.
Только у двери остановилась, и, не поворачиваясь, произнесла:
– Если передумаете – приходите.
Закрыв дверь за своей спиной, я ещё несколько минут постояла, пытаясь привести свои мысли в порядок. И избавиться от румянца, который так и жёг лицо. Но ни того, ни другого сделать у меня не получилось. Пришлось идти в кабинет так. Где доктор Грасс с ходу спросил:
– Что с вами, милая? Вы заболели? У вас жаг?
Я, приложив усилие, беззаботно отмахнулась:
– Нет-нет, всё хорошо, просто… – запнулась, пытаясь подобрать оправдание. – Немного переволновалась.
– Да? – старик недоверчиво выгнул бровь.
– Да, – подтвердила и добавила: – Это личное, не обращайте внимание.
Такой ответ его удовлетворил, и доктор принялся собираться домой. Ещё несколько минут, и я осталась одна. Только в этот момент смогла выдохнуть. До чего сложно общаться с такими, как Илиас – упрямыми, непробиваемыми… болванами.
Илиас Хантер
Лестер сдержал обещание – уже в сумерках раздался стук в дверь квартирки, которую я снимал. Жить в своём доме, опять же ради конспирации, мне было запрещено. Пришлось перебраться на окраину.
За дверью стоял парень, чьё лицо надёжно скрывал широкий капюшон чёрного плаща и заклинание отвода глаз. Он протянул мне пухлый конверт, сухо обронив:
– Вам доставка.
Я так же сухо поблагодарил его и вернулся в комнату, где всё это время снова и снова просматривал документы по приюту. Мне было важно понять хотя бы в каком направлении искать, не могли же они всё предусмотреть? Должны были остаться огрехи! Но ничего не находилось. И это раздражало, а ещё боль, что накатывала волнами, то заставляя дёргаться, то замирать, боясь сделать даже вздох. Обезболивающее совершенно не помогало, что раздражало ещё больше.
Но, несмотря на отвратительное самочувствие, я тут же отложил документы по приюту и вскрыл конверт, где на небольшой записке было выведено размашистым почерком:
«А она хорошенькая».
С трудом сдержался, чтобы не садануть кулаком по столу. Три простых слова оказались способны вывести меня из равновесия, впрочем, покладистым характером я никогда и не обладал. А уж после ранения, по словам бывших сослуживцев, так и вовсе стал похож на старую брюзгу. Но что поделать? Уж какой есть.
Но Лестер будто нажал на какую-то невидимую кнопку. Внутри всё вскипело, забурлило, и даже боль отошла на второй план.
Хорошенькая? Конечно! Но только от осознания, что кто-то ещё может позволить себе произнести подобное в адрес Софи, я… Был готов крушить всё вокруг. Или выпить… Впрочем, последнее мне было противопоказано, да и Одри стрясла с меня клятву о том, что я больше не буду злоупотреблять горячительными напитками. Сам не знаю, почему согласился дать её. Просто с этой невыносимой целительницей было проще согласиться, чем перечить ей.
Чтобы взять себя в руки, пришлось пару минут сидеть с закрытыми глазами. После швырнул записку под стопку с документами, и открыл-таки личное дело одной вредной девицы.
Там оказалось много интересного. Например, что Софи, оказывается, двадцать пять лет, хотя я бы не дал ей больше двадцати, но, куда интереснее оказалась графа о семейном положении, которую я зачем-то нашёл глазами сразу после возраста. Там значилось – разведена.
Я несколько раз перечитал, чтобы понять смысл простого по своей сути слова. Разведена… Разведена!
А у нас с ней, оказывается, много общего…
Вернувшись к началу первой страницы, нашёл ещё один ответ на свой вопрос – мать Софи умерла рано, и девочку воспитывал отец. Бывший боевой маг. Списанный со службы из-за многочисленных выговоров от начальства. А списывали у нас по такой статье крайне редко, что говорило о Луисе Вейссе совсем не в его пользу.
Дальше шла выписка из академии. Софи, чему я совсем не удивился, училась отлично, и окончила обучение с наивысшими отметками. После академии трудилась в королевской лечебнице, весьма успешно трудилась, должен сказать. После же… Уволилась по собственному желанию и поступила на работу в этот приют. Где не только платили в пять раз меньше, но и не было никакого карьерного роста.
Не могла же такая амбициозная девушка, как Софи, бросить всё только ради того, чтобы помогать местным паршивцам? Не могла же? Или… могла? Стоило вспомнить Одри, и я тут же пришёл к выводу, что талантливые целительницы – самые непредсказуемые люди из всех, кого я когда-либо знал.
На последней странице личного дела имелось две фотокарточки – одна в академической форме, а другая, судя по указанной на обороте дате, при поступлении на работу в приют. Между ними была настолько ощутимая разница, что я даже не сразу понял, что на первой карточке тоже Софи.
В академии она была совсем другой. Широкая улыбка на губах и сияющий блеск в глаза. Сейчас она тоже улыбалась, но иначе, а взгляд так и вовсе потух. В нём больше было ни блеска, ни сияния, ни жизнерадостности. Нет, всё же блеск в её глазах появлялся, но только тогда, когда она злилась. А это совсем не делало её похожей на ту Софи, какой она была в студенческие годы.
В итоге, над делом я просидел до глубокой ночи. Перечитывал его раз за разом, пытаясь отыскать в сухих
