Соблазн - Лера Виннер
— К счастью, да, — легко пожав плечами, Бруно бросил на меня короткий взгляд, чтобы убедиться, что я его слова поняла правильно. — Но, видимо, мне всё-таки суждено отведать отменного коньяка из герцогских подвалов.
— Обойдешься.
— Не жадничай. Я знаю, что у тебя много, — не видя лица Бруно, я готова была поклясться, что он улыбается. — Ты не хочешь потрясений и позора во время поездки, это объяснимо. А прекрасная Мирабелла ни минуты не хочет оставаться с тобой наедине, и её тоже можно понять.
Удо выразительно хмыкнул, но позволил ему продолжить.
— Поэтому предлагаю компромисс: герцогиня выполнит твоё условие, проведет в замке ещё неделю и не омрачит твой визит ко Двору своим внезапным и поспешным отъездом. Но сделает это под моей защитой. Я останусь в замке вместе с ней. И твоими погребами. После, когда вы разрешите все свои противоречия, вернусь сюда, и мы обо всём забудем. Что скажешь?
Голова снова начала кружиться, и я прикусила губу, понимая, что дорого дала бы за то, чтобы видеть лицо Бруно, когда он делал своё предложение.
Однако он по-прежнему стоял ко мне спиной, и всё, что мне оставалось, это наблюдать за реакцией мужа.
Удо решал. Взвешивал все «за» и «против», или мысленно напоминал себе причины, по которым не мог прикончить его на месте за всё и разом — и за помощь мне, и за то, что Бруно не пытался скрыть от него подробности прошедшей ночи, и за дерзость, и за это так легко слетающее с его губ «ты».
Время растянулось до бесконечности, а молчание, то и дело издевательски прерываемое щебетом птиц снаружи, становилось настолько давящим, что я уже готова была вмешаться, когда герцог Керн наконец качнул головой.
— По рукам. Пусть приведет себя в пристойный вид. Я жду вас с лошадьми на Розовой поляне.
Глава 7
Поляна, на которой нас дожидался Удо, получила свое название благодаря мелким розовым цветам, каждую весну расцветающим на ней. Говорили, что первый саженец в этой земле когда-то оставила жившая в этих лесах ведьма, и с тех пор цветы всходили, невзирая ни на погоду, ни на желание людей.
Мне не было дела до этой легенды, да и розовое недоразумение размером с ноготь никогда не казалось мне красивым, но думать об этом, глядя себе под ноги, было приятнее, чем о том, что прямо сейчас происходило со мной.
Удо действительно держал под уздцы двух лошадей — своего коня и кобылу, которую привел для меня.
Бруно взял лошадь из стойла, обнаружившегося за домом.
Мы не разговаривали по пути, и в замок тоже возвращались в молчании.
Непривычно пустынный в эти часы двор встретил нас погребальным молчанием.
Страшась гнева скорого на расправу и жестокого герцога, люди попрятались, даже со стороны не желая наблюдать за тем, как именно он притащит меня назад.
Поглаживая чуткую и нервную кобылу по шее, я с неожиданной для себя самой горечью задумалась о том, что никто из них не посмел бы прекословить ему и не вступился бы, даже если бы он приволок меня за волосы или привязав к седлу. Они знали двух предыдущих герцогинь, возможно, даже им симпатизировали, но старательно отводили глаза, когда Удо превращался в чудовище.
За время жизни здесь мне доводилось слышать шепотки о том, что меня герцог, по всей видимости, очень любит, потому что достается мне гораздо меньше, чем доставалось моим предшественницам.
Как только коней увели, я закинула на плечо сумку и, не желая смотреть ни на одного из сопровождавших меня мужчин, ушла в свои покои.
Глупо было обижаться на дворовый люд за равнодушие, еще глупее было злиться на себя, и уже откровенно низко — быть недовольной Бруно.
И тем не менее, падая лицом в свою подушку, я злилась так, что мечтала только о возможности что-нибудь разбить.
Ощущение того, что меня предали не покидало всю дорогу, хотя умом я и понимала, что он был прав. Препираться с герцогом в лесной хижине можно было до бесконечности: Удо приехал не для того, чтобы отступать, а Бруно не намеревался сдаваться ему на своей территории.
В возможность тихого развода без потерь для себя я не верила, хотя на какую-то долю секунды такая перспектива и показалась мне вполне реальной. Лучшая из перспектив.
На место горечи и этой бессмысленной злости очень быстро пришла усталость. Прошлой ночью спать мне почти не довелось, и при воспоминании об этом мне пришлось прижать ладони к щекам, чтобы хоть немного остудить их.
Верь я в Создателя хоть немного, сочла бы, что Бруно был воплощенным соблазном, которому я с легкостью поддалась, и за это получаю свое наказание.
Впрочем, чем больше я думала, тем отчетливее он казался мне кем-то гораздо худшим.
Нагловатый и немногословный лесник оказался тем единственным, у кого хватило духа не просто перечить герцогу Керну, а смело настаивать на своем, не опасаясь возмездия. Он вел себя вызывающе и нагло, и был уверен, что ему ничего за это не будет. Перед его домом останавливались силы, согнувшие и почти ломавшие старый лес. Он посмел сделать меня своей, а после, не стесняясь, сознаться в этом моему мужу, да еще и напроситься в замок.
За малую долю подобного, даже за саму мысль об этом любой другой уже попрощался бы с жизнью.
Зная об этом наверняка, Бруно был уверен в том, что его слово для герцога имеет значение.
Уже в полудреме перекатываясь на спину, я положила ладонь себе на живот, — на то же место, куда по-хозяйски клал руку Бруно, — и подумала о том, что у меня есть целая неделя на то, чтобы узнать. Даже если не выберусь отсюда живой, то хотя бы проведу последние дни своей жизни интересно.
Найдя эту мысль самой утешительной из всех возможных, я провалилась в глубокий и поразительно спокойный сон, из которого меня вырвал пронизывающий холод, сменившийся чудовищным жаром. Что-то происходило, но сидя на кровати и глупо моргая, я не могла понять, что именно. Как будто бушевавшие в лесу ветра проникли в замок, и…
Я встала и прислушалась, но быстро поняла, что ничего подобного не случилось.
Пока я спала, снова наступила ночь, — или всего лишь поздний вечер, — а значит, существовала хорошая вероятность того, что мой муж успел убраться к черту обратно в Столицу или куда бы то ни было еще.
Успокоенная мечтой об этом, я умылась и сменила платье,
