Хризолит и Бирюза - Мария Озера
Я прошла мимо и, едва заметно кивнув женщине, заняла приготовленное для меня место рядом с Ниваром. Один из молоденьких гвардейцев отодвинул мне стул, приглашая сесть. Этим жестом он заставил Нивара поднять на него полный строгости взгляд, от которого мальчишка смутился и опустил глаза, отходя назад.
Тяжело вздохнув, граф наконец перевел на меня свои светящиеся в дневном свете глаза. Встретившись с ними, я преисполнилась непередаваемой теплотой, что они выражали.
— Надеюсь, ты выспалась, Офелия, — практически мурлычет Нивар, опуская письмо на стол, подпирая свою голову одними пальцами и не разрывая нашего зрительного контакта.
Жизель внезапно поперхнулась кусочком хлеба и поспешно запила его крепким кофе. Служанки метнулись с салфетками, но она, раздражённо махнув рукой, отказалась от их помощи.
— Благодарю, граф Волконский, сон был весьма глубоким, — смущенно и довольно улыбаюсь я, надеясь, что мужчина понимает двойственность сказанной мной фразы.
Плечи Нивара приподнялись в усмешке, и он закусил нижнюю губу, снова переводя взгляд на письмо.
Мне впервые доводилось Нивара видеть таким расслабленным и непринуждённым. Взгляд его глаз был уверенным и полным жизненной энергии, а ухмылка на его лице светила ярче самого солнца. Каждое его движение было такое грациозное и легкое, словно он плавает в невесомости. Словно это был человек, который знал, как наслаждаться каждым мгновением и раскрывать перед собой все возможности, которые жизнь предлагает.
Я поймала себя на том, что не могла отвести от него глаз. Он словно наполнил комнату своими эманациями, окутывая всех присутствующих своим хорошим настроением. Я почувствовала, как моя напряженность уступает место спокойствию, а суетливые мысли стихают под этой аурой гармонии. В голове даже всплыла фраза Елены, что ее господин улыбается со мной и становится мягче.
Но следующая фраза, произнесённая им после неторопливого глотка чая, расколола это зыбкое спокойствие:
— Дмиден Ярвен Герцверд, — имя звучало незнакомо и знакомо одновременно.
Я положила на язык кусок омлета, но проглотить удалось с трудом.
— Принц Вирдумлара, — продолжил Нивар, будто наслаждаясь эффектом, — генерал королевской армии, герой Северной войны… и ныне владелец картинной галереи в Мараисе. Кто бы мог подумать?
Слова разрезали воздух остро, как лезвие.
— Иден Герц? — еле слышно спросила я Нивара, на что он ответил коротким кивком.
Сердце сжалось так, что дыхание сбилось. Горячая дрожь пробежала по телу, словно ток. Сознание медленно приходило к пониманию тяжести сказанного, и эта истина оказалась разрушительнее любого удара. Всё вокруг поплыло, и я ощутила, как мир меняется — бесповоротно, навсегда.
Северная война была одним из самых жестоких и кровавых конфликтов на континенте. Хотя я знала о ней кое-что по слухам, рассказы о страшных боях терзали душу и наполняли сердце ужасом. Сражения на севере не походили ни на какие другие: они унесли тысячи жизней — мужчин, женщин, детей — оставив после себя разрушенные города и деревни. Массовые убийства, пытки, насилие — война растоптала сердца и оставила глубокие, незаживающие раны.
Генерал Герцверд остался в памяти людей как герой Северной войны. Его железная дисциплина, бесстрашный дух и безупречное командование выделяли его среди прочих военачальников. Величественная фигура генерала внушала уважение, и порой достаточно было его появления на поле боя, чтобы враги дрогнули.
Одним из его величайших подвигов стало освобождение города Белгордаль. Войска врага казались несметными, и исход сражения выглядел безнадёжным. Но Дмиден, стойкий и решительный, изменил ход событий, и Белгордаль был освобожден. Это была не только его победа, но и торжество всего народа.
Меня охватил вихрь мыслей, какой я не испытывала никогда ранее. Моя память привлекла внимание к множеству мелочей, которые я часто игнорировала, не придавая им значения. Слова, пронесшиеся в воздухе, сейчас открыли мне новую реальность, удивительно сложную и необъяснимую. Руки Идена — это руки художника, но никак не воина. Как такое может быть? Как такой завсегдатай борделя, любитель красного вина и чувственный художник может быть хладнокровным убийцей, оставляющий позади себя трупы врагов?
Хотя, вспоминая вчершний взгляд, что возвышался надо мной, казалось, что такое и правда было возможно. С самого начала складывалось ощущение, что он не тот, кем кажется; что его образ — лишь тщательно выстроенная маска, роль.
— Зачем принцу Вирдумлара убивать меня? — дрожащими руками я подняла чашку чая, ту самую, что попросила подать мне, как у графа.
Под столом нога Нивара коснулась моей, мягко прикасаясь, словно пытаясь передать уверенность и успокоение.
Я посмотрела на него жалобным взглядом, моля о том, чтобы он объяснил, чтобы его слова дали мне хоть малейший ориентир в этом хаосе.
Генерал королевской армии Вирдумлара и художник, организовавший галерею из снятых апартаментов — разве это может быть одним и тем же человеком?
Жизель смотрела на меня растерянно, словно всё, что она строила годами, рухнуло в одночасье. Нивар тяжело выдохнул и размял переносицу указательным и большим пальцем, опуская голову так, что светлые волосы падали на лицо.
— Соседнее королевство Вирдумлар всегда имело натянутые отношения с империей Ренарн, — Нивар поднял на меня свои зеленые глаза. В них читалось беспокойство за мое состояние. Он сделал короткую паузу, наблюдая за моей реакцией, готовый в любую минуту закончить пояснения, если я окажусь на грани срыва. — Особенно эти отношения натянулись до предела, когда лет пятьдесят назад революционер Лазар Герцверд сверг правящую династию и захватил власть, уничтожив род Тисма и всех, кто был приближен к ним.
Моё сердце то и дело пропускало удары, грудь вздымалась, ноздри раздувались от волнения. Нивар заметил это и осторожно пододвинул ко мне плитку молочного шоколада. Я оценила жест, но ком в горле мешал даже сглотнуть.
Взгляд скользнул по застеклённым рамам: солнце сияло ровными золотистыми лучами, не зная, что происходит в этой комнате и внутри меня.
Нивар сидел рядом со мной, его глаза, внезапно потускневшие и лишенные жизненной силы, обращены были на меня. Он молча наблюдал за моими эмоциями, словно хотел вкусить каждое слово, каждое движение.
— Твой дед, Офелия… — граф замялся, давая мне встретиться с его взглядом. — Виктор Хаасбрандт был десницей свергнутого короля Драгана Тисма.
Хорошо, что я сидела, иначе бы мои ноги не удержали меня от эмоций, в которые я
