В самом Сердце Стужи. Том III - Александр Якубович
— Добрый вечер, Эрен, — спокойно обратился ко мне супруг.
Не «миледи», а «Эрен». Это был хороший знак. Стараясь сдержать непонятно откуда накатившую на меня радость, я встала со своего места в ожидании, пока барон усядется во главе стола.
Виктор как-то тяжело опустился на свое кресло, но приборы в руки так и не взял. Памятуя о том, что мой супруг следит за весом, я более не ухаживала за ним — только наливала вина, если он не ставил чайник — но к еде Виктор Гросс не притронулся.
Вместо этого мой муж потянулся к кувшину с вином, уже схватился за рукоять, но остановился. Убрал руку, даже спрятал ее под стол. Будто бы едва не совершил серьезную ошибку, о которой потом мог пожалеть.
— Я бы хотел поговорить о том, что случилось в кабинете и почему вы сбежали от меня, — к концу фразы голос моего мужа надломился и Виктор захрипел.
— Я приношу свои извинения, милорд, это было крайне непочтительно и грубо с моей… — тут же выпалила я, но Виктор поднял ладонь, заставляя меня умолкнуть.
— Вам не за что извиняться, Эрен, — продолжил он. — У вас и в самом деле могли возникнуть вопросы.
— Какие же тут могут быть вопросы? — спросила я.
— О моих предпочтениях, — прямо сказал мужчина, глядя мне в глаза.
Эта внезапная прямота со стороны барона ощущалась, как самый тяжелый удар, будто бы он сейчас встал и кулаком, облаченным в черную стальную перчатку, выбил из меня весь дух.
Я не смогла выдержать взгляда этих черных глаз, в которых почему-то сквозила тоска. И так все было ясно. Этот брак — решение короля Эдуарда. Я не знала о прошлом барона, но он был уже зрелым состоявшимся мужчиной, по его словам, двадцати восьми лет. Может, чуть младше, а может — и чуть старше, ведь не было ни единой возможности проверить его происхождение. К такому возрасту большинство мужчин уже находят себе женщину по душе, даже среди наемников это не редкость, когда, получая увечье или собирая достаточно денег, они возвращаются в родные края и оседают в понравившемся городе или селе, чтобы взять себе жену и начать жить простой жизнью. Так почему же у Виктора не могло быть таких планов?
Вся его сдержанность, что касалось женщин, могла основываться на том, что его уже кто-то ждет. Может, у него и вовсе уже есть дети, которых ему в силу нового статуса пришлось покинуть. А что же касается первой брачной ночи… Я отчетливо помнила запах вина, исходивший от Виктора. Возможно, он, как и любой мужчина, просто дал тогда слабину. Единожды поддался искушению, следуя зову затуманенного винными парами разума. А после — одумался. И эта мысль отлично соотносилась со странностью барона — не пить ничего алкогольного до захода солнца, может, поэтому он и предпочитает чай из трав, дабы всегда держать себя в руках и не терять в крепости своей воли.
— Я не считаю, что обсуждать этот вопрос будет уместно, — ответила я, выпрямляя спину и собираясь приступить к еде, раз уж барон себе накладывать не планирует.
— А я считаю, что очень даже уместно, — внезапно ответил мой муж, продолжая сверлить меня взглядом.
— Все что мне следует знать о ваших предпочтениях, я узнала сразу же после свадьбы, — говоря эти слова, я до боли в пальцах сжимала вилку и нож, будто бы они могли меня спасти. Но выносить более этого давления я не могла. Обида на Виктора Гросса, на мужчину, который так грубо мною пренебрег и был так жесток ко мне, всецело зависящей от его милости женщине, сейчас рвалась наружу, сметая все на своем пути. — Я точно знаю, что не соответствую им, вы четко дали это понять, и продолжаете это мне напоминать каждую ночь, отворачиваясь ко мне спиной.
Я буквально почувствовала, как кровь отхлынула от моего лица, даже голова немного закружилась. Ноги налились свинцовой тяжестью, а пустой желудок сделал кульбит. Все мое существо сейчас кричало о том, что мне следует бежать, ведь я ткнула медведя палкой в самую его морду. И сейчас поплачусь за это.
Может, Виктор и не поднимет на меня руку, побоев я с его стороны уже не ждала. Но он был более жесток, чем любой из мужчин, которых я встречала ранее. Этот черноглазый подлец сумел прокрасться в мою душу, и сейчас терзал не мое бренное тело, с коим моя связь уже была не столь и сильна, а именно самое меня, то, что осталось от Эрен Фиано спустя девять жизней. Терзал изощренно, почти ласково, а от этого — еще более мучительно, ведь подобной душевной боли я как раз всегда и старалась избегать. Боли несбывшихся надежд и постигших меня разочарований.
Виктор же молчал, смотрел, словно изучая, а губы барона чуть двигались, будто бы он подбирал слова, вот-вот собирался начать говорить, но одергивал себя. Точно так же, как он поступил и с кувшином вина. В итоге он все же отвел глаза и я почувствовала, как давление, оказываемое на меня одним взглядом барона, исчезло. Я смогла сделать глубокий вдох, не боясь более рухнуть без чувств от накатившего головокружения.
— В брачную ночь… Не знаю, какие испытания выпали на вашу долю, Эрен, но я точно вижу, что они легли тяжкой ношей. Это была не просто отстранённость. Я бы сказал, что это был паралич души, — медленно проговорил Виктор, глядя куда-то в сторону, но не просто на стену наших покоев. Он будто бы что-то вспоминал.
Слова мужа поразили меня. Я считала себя старой, слишком старой для этого мира, оттого слишком проницательной, ведь я встречала бесчисленное множество людей. Но как может он, не проживший и единожды, даже если он и не был крестьянином, а являлся иностранцем или бастардом влиятельной семьи — ведь тогда откуда у него такое образование? — как может этот мужчина так глубоко рассуждать о моих болях? Так явно видеть то, что я пыталась сокрыть за десятками лет служения Храму?
Что может ведать этот мужчина о моих тяготах? Он говорит так, будто бы способен осознать беспомощность простой женщины, будто бы способен постичь чувство бесконечной несправедливости этого мира. Однако же




