Проклятие Бессмертных: Королева Грёз и Кошмаров (книга 3) - Валентина Зайцева
Самир доверился мне — попросил держать глаза закрытыми всю прошлую ночь. И я сдержала это обещание. Это было очень трудно, учитывая всё то, что он вытворял со мной в темноте.
Сейчас он лежал без рубашки, и это зрелище просто захватывало дух. Боже, каким же невероятно притягательным он был в этот момент. Чёрные татуировки, покрывавшие его тело плотной сетью, были настоящим произведением искусства — тщательно продуманные, загадочные узоры занимали добрую треть его кожи. Когда-нибудь я обязательно, клянусь, оближу каждую чёрную линию этих завораживающих узоров.
Если, конечно, доживу до этого момента.
Если Самир не сделает со мной что-нибудь по-настоящему ужасное.
Не в силах сдержаться, я наклонилась ниже и коснулась губами его обнажённой груди, поцеловав одну из изящных дуг архаичного письма, опоясывавших его торс широкой чёрной полосой. В ответ он тихо, довольно промурлыкал где-то глубоко в горле, а его рука с острыми металлическими когтями непринуждённо, почти лениво скользнула мне на поясницу и замерла там, тяжёлая и тёплая.
— Боюсь открыть глаза, ибо ты можешь оказаться лишь призрачным воображением моего расколотого разума, — произнёс он низким голосом, от которого по спине побежали мурашки.
Я слабо, грустно улыбнулась его словам. Как трагично это прозвучало и одновременно до странности романтично.
— Я здесь, Самир. Я настоящая.
Его рука с когтями медленно скользнула вверх по моей спине, оставляя за собой след мурашек, перебралась через плечо и нежно, осторожно обхватила мою щёку своей холодной ладонью в металлической перчатке. Он слегка приподнял голову с подушки, и я знала, чувствовала всем существом, даже не видя его скрытого маской лица, что он смотрит прямо на меня.
— Если тебя на самом деле здесь нет, если это обман, то я не уверен, что вообще хочу просыпаться от этого сладостного видения.
— Вот это да, — фыркнула я, не сдержав усмешки. — Надо же, стоило девушке умереть всего один раз, и ты стал весь такой сентиментальный и романтичный до невозможности.
Я наклонилась ещё ниже и поцеловала холодную щёку его металлической маски.
— Не беспокойся об этом. Подобная слабость ненадолго.
Я тихо, с облегчением рассмеялась и положила голову обратно ему на широкое плечо, устраиваясь поудобнее. Его сильные руки тут же обвились вокруг меня крепче и притянули вплотную к его телу, не оставляя между нами даже миллиметра свободного пространства. Я решила взять себе ещё одну драгоценную отсрочку от того неизбежного разговора, который нам предстояло провести и который маячил где-то на самом краю нашего хрупкого настроения, словно та страшная гроза, что всё ещё бушевала за стенами этой комнаты, сотрясая мир снаружи раскатами грома.
После нескольких долгих, бесконечно приятных минут молчания, в течение которых мы просто лежали неподвижно, наслаждаясь теплом и близостью друг друга, Самир наконец решился начать неизбежное. Его голос прозвучал тихо, но отчётливо:
— Что ты помнишь о том, что с тобой случилось?
Я невольно поморщилась от нахлынувших воспоминаний, села на полу и машинально провела ладонью по своей груди — именно там, где Владыка Каел прожёг страшные дыры прямо в моём сердце своим испепеляющим огнём.
— Владыка Каел убил меня. Потом была только тьма, абсолютная темнота. А затем... голоса, кажется. Множество странных голосов.
— Голоса? — переспросил Самир, и в его интонации появилась настороженность.
Я поднялась на ноги и пошла искать своё чёрное платье, в котором была одета прошлой ночью. Мне вдруг стало невыносимо холодно, и, как бы глупо и по-детски это ни звучало, одежда заставляла меня чувствовать себя хотя бы чуть-чуть менее уязвимой и беззащитной перед ним. Я подняла платье с пола и быстро натянула его через голову, разглаживая мятую ткань.
— Много разных голосов одновременно, и при этом... не совсем одновременно. Не знаю даже, как правильно это описать словами. Они говорили, как будто по очереди, но при этом словно...
— Поэзия, — закончил за меня Самир, и в его голосе прозвучало узнавание. — Семь различных голосов, звучащих одновременно и при этом раздельно. Прожигающих твой разум насквозь, словно раскалённые докрасна угли, опущенные в холодную воду.
— Да, да! Именно так это и было! — выдохнула я с облегчением, что он меня понял.
Самир глухо, угрожающе зарычал где-то глубоко в груди.
— Что они тебе сказали? Какие слова произнесли?
— Я, честно говоря, толком не помню подробностей. Что-то невнятное о каком-то выборе. Не знаю точно. Мне кажется, что они позволили мне самой выбрать — жить мне дальше или навсегда остаться мёртвой в той темноте. — Я помолчала, набираясь смелости задать вопрос, ответ на который меня пугал. — Кто они вообще были? Эти голоса?
— Вечные, — просто ответил Самир, и в этом коротком слове прозвучала какая-то глубокая, вековая тяжесть.
Я растерянно заморгала, удивлённая его ответом. Никогда раньше особо не задумывалась о Вечных всерьёз, всегда считала их не более чем красивыми легендами и мифами из старинных книг.
— Они предлагают ложный выбор, иллюзию свободы, — продолжил Самир, поднимаясь с пола. — Только когда чувствуют, что у тебя не осталось абсолютно никаких других вариантов и путей, только тогда они милостиво дают тебе призрачную иллюзию того, что ты сама прокладываешь свой собственный путь и сама принимаешь решения.
Он встал с земли с удивительной грацией хищной пантеры, готовящейся к прыжку. Небрежно щёлкнул пальцами — и на нём внезапно, словно по волшебству, появился полный строгий костюм, идеально сидящий по фигуре.
— Выпендрёжник, — не удержалась я от комментария.
— Ты можешь делать абсолютно то же самое, — спокойно ответил он.
— Я не знаю, как это делается.
Самир молча протянул мне свою руку в чёрной перчатке, но я замешкалась, не решаясь принять её. Хотя я буквально только что лежала в его крепких объятиях, хотя мы только что провели вместе всю ночь в страстной близости, сейчас я просто не могла взять его за руку. Теперь мы обсуждали серьёзные вещи — то, что произошло со мной, и то, что неизбежно должно было случиться дальше. Тёмно, разочарованно вздохнув, Самир сам подошёл ко мне неторопливыми шагами и молча обнял меня, прижав к себе прежде, чем я успела напрячься всем телом или
