Блеф демона - Ким Харрисон

— Но я могу попробовать, — добавила я. Хорошая птица.

— Я не какая-то там дилетантка, — обиделась Элис. — Я с десяти лет тренируюсь делить ауру на составляющие. Я не ребёнок.

У меня дёрнулся глаз.

— Ты когда-нибудь делала вот это? — сказала я зло. — Хоть что-то похожее? Говоришь, не ребёнок. По-взрослому ты точно сейчас не действуешь.

Губы Элис приоткрылись:

— Разве я не спугнула высокопоставленного члена совета так, что он даже не понял, кто мы?

— Ты причинила серьёзные повреждения двум зданиям и парковке. Не терпелось похвастаться большой пушкой?

— Я пыталась запугать Скотта! — рявкнула она. — И как это делает меня ребёнком?

Я подалась ближе, раздражённая:

— Проблема не в том, что ты сделала. Я говорю, что только ребёнок может подумать, будто так — нормально. А ты именно так и подумала.

— Ну а ты бы что сделала?

Я подцепила амулет — на случай, если она попытается выхватить.

— Кроме того, что сделала я? Взяла бы его в круг, может быть? Вырубила бы ударом? Ослепила на время? Навела бы на него неудачу? А ты, в своей бесконечной мудрости, решила покалечить два здания и парковку. Ладно, выбор. Но только ребёнок не признаёт, что ты прошлась катком по людям, которые там живут и работают, а потом пошла дальше, будто их боль и деньги ничего не значат.

Элис уставилась на меня:

— Ты думаешь, надо было дать ему нас догнать? Это всего лишь пара зданий и парковка!

Я потерла подбородок, вымотанная:

— Ты не слушаешь, — сказала я, понижая голос, чувствуя себя демоном. — Ты настолько привилегированная, что не понимаешь хаоса, который оставляешь после себя. Большинству за такое напоминают сроком, штрафами или возмещением. Поворот уж точно напомнил мне. Но не ковену, о нет, — добавила я горько, и, может, с лёгкой завистью. — Под предлогом «защиты нас» вам разрешено творить бардак без последствий. Вообще без.

Она коротко хмыкнула, злость улетучилась:

— Господи. Ты ревнуешь.

Может, и так, но дело не в этом.

— Услышь. Меня, — вбила я каждое слово гвоздём. — Ты пользуешься чарами и амулетами, которые другим недоступны. А потом называешь себя более искусной? Не думаю. Ты поставила всех у подножья холма, а сама стоишь на вершине и заявляешь, что лучше. Сначала попробуй работать с тем, что есть у нас, а уж потом вешай на себя ярлык элиты.

Самоуверенность Элис дрогнула — и вернулась.

— Знаешь что? — сказала я, устав спорить. — Ладно. Попробуй. — Я протянула ей амулет на раскрытой ладони. — Валяй. Если сломаешь, ждать не буду. Домой пойдёшь длинной дорогой, с Кистеном.

— Нет. — Она задрала подбородок вызывающе. — Я хочу увидеть, что ты и правда это умеешь.

Я сомкнула пальцы на амулете и подтянула к себе:

— Правильный выбор. Но имей в виду: если бы я хоть на миг подумала, что у тебя хватит навыка повторить это, я бы даже смотреть не позволила. Ковен не терял эту способность. У них её никогда и не было. И не будет.

Злость скользнула по её лицу, пока я снова проталкивала ауру из руки, и предупреждающее покалывание разлилось по предплечью.

— У тебя недостаточно тонкая рука. Это демоническая фишка, — добавила я, чисто чтобы её взбесить.

Игнорируя её возмущённый фырканье, я вновь перевела ауру в красный и послала по руке самый лёгкий след — такой лёгкий, будто касание бабочки. Выдохнув, позволила ему дойти до ладони, подняться, обнять ожидающий амулет, заставив древний металл вибрировать звоном, таким тихим, что его почти не было. Вот это, подумала я, может сработать, — и сменила ауру на оранжевый.

К первому звону присоединился второй; лишь редкая красная жилка задержалась в солнечно-оранжевой дымке у меня в руке. Уже было ясно, что теперь лучше, — и голова ныла от усилия держать основной поток ауры на поводке.

Следом пошёл жёлтый — чистый, как солнечный свет, — промыв лёгкую дымку. Оранжевый ушёл под живое сияние, третий тон лёг на два предыдущих. По позвоночнику пополз едва ощутимый зуд нарастающей силы — хотелось выпустить её.

Я быстро перевела ауру в здоровый зелёный и вздрогнула, когда резонирующий металл втянул его сильнее прочих — я даже занервничала, что оставила мало места. Тон стал богаче, глубже. Иглы уколов вонзились в ладонь; я напряглась, сердце защемило от чужого желания увидеть живые поля. Это был создатель амулета, и у меня наморщился лоб: грань между мной и тем, кто когда-то перекручивал амулет, начала стираться. Трещин в амулете не было, угрозы резкого фальшивого тона, как раньше, тоже — каждая слоечка ауры входила так, будто ей там и место.

Синий, подумала я, отчаянно желая закончить, — и покалывание болезненно хлестнуло по руке. Резонанс моей ауры сдвинулся, пальцы свело, когда новый тон влился в остальные, отдаваясь во мне ощущением ангельских крыльев, бьющих по воздуху. Боль была хорошей, громоподобной. Я моргнула, пытаясь сфокусироваться, пока амулет принимал более тёмный оттенок.

Почти готово; я изо всех сил пыталась пробиться сквозь глушащую дымку. Я уловила собственный вдох, лёгкие сжало мощью, когда я сместила ауру в ультрафиолет. Элис охнула. Казалось, живая копоть скользнула по моей руке, скапливаясь под светящимся амулетом, но не желая смешиваться. Мягко, верно, шёпот её потянулся вверх к металлу, а навстречу вытянулась такая же дымка вниз.

И на тонкий «пинг» две нити встретились — и амулет заново ожил. Отдельные оболочки ауры, по отдельности обёрнутые вокруг амулета, слились. Нужен был лишь последний цвет как катализатор.

Я охнула; пальцы судорожно раскрылись, когда по руке, словно молния, пробежал импульс.

— Нет! — выкрикнула я: амулет выскользнул из онемевших пальцев и упал.

Элис метнулась, поймала его — и наши взгляды встретились.

— Рисовые крекеры, — выдохнула она, и в её лице распустилось изумление. — Ты его починила! — Она смотрела на амулет не веря глазам. — Это невероятно. Сколько утраченной магии мы могли бы вернуть…

Я не смогла улыбнуться, не смогла ответить на её облегчение. Боль сердца того эльфа, что его создал, всё ещё звенела во мне — злость, предательство, жажда мести и тоска, медленно слившиеся в одно чувство — отчаяние.

— Валяй, — прохрипела я, и дрожащими пальцами потянулась к бутылке. — Только если сделаешь неправильно и запечатаешь слишком малой или слишком большой энергией — он сломается. Разгоревшиеся чары, сломавшись, уже не возродишь. — Я выпила воду до дна. — Я же сказала, я бы не показала тебе это, если бы думала, что ты справишься.

Элис приподняла подбородок:

— А вдруг я тебя удивлю.

Я была уставшей, облегчённой, немного злой — и