Мама для выброшенного ребенка - Виктория Вестич
— Сейчас, как вы выразились, он в «нормальном состоянии», — изображаю я тот же тон, каким говорила эти слова Марина Станиславовна чуть раньше, — поэтому я позову вас, когда у Платона поднимется температура или придет время ставить ему укол.
— И на каком основании вы так командуете в этом доме? — сурово сведя брови у переносицы, поинтересовалась Катерина.
— На том, что я невеста Баева. И скоро стану его женой и матерью его ребенка, — припечатала я.
Стоило сказать эти слова хотя бы ради того, чтобы посмотреть на то, как вытянулись лица у этих двоих грымз, что успели спеться за моей спиной. Не знаю, может они обе ничего плохого Платону и не желали, но своих детей у обеих женщин явно не было, иначе не стали бы они так с чужим ребенком обращаться. Хотя… кто-то же выкинул Платона на мороз. Тоже явно особого сострадания не испытывал при этом.
— Что ж… раз Полина желает, пусть останется присматривать за ребенком, — отступает Катерина и ядовито улыбается, — только учтите, что никто помогать вам не будет! А вечером поговорим с Маратом Маратовичем о том, что вы тут устроили.
— Дело ваше, — пожимаю я плечами и провожаю взглядом сначала Катерину, а потом и медсестру. Та осматривает меня недружелюбно, но выходит все-таки молча. А я, едва дверь закрывается, оседаю на диван.
В последнее время я сама на себя непохожа стала! Никогда еще до этого я не говорила с кем-то из старшего поколения неуважительно, а тут будто бес вселился… просто поняла, что не могу дать Платона в обиду — и все тут.
Я уже собираюсь встать, чтобы помыть бутылочку и приготовить заранее смесь, пока ребенок не проснулся, но тут до меня доходит одна маленькая, но очень важная деталь, ускользавшая все это время, как недостающий паззлик.
Марат говорил, что его сына искал Назар, чтобы его шантажировать и вынудить подписать некие бумаги. Но в то же время в мусорке Платон оказался, по его же словам, из-за няни, что выкрала ребенка и попросту выкинула на мороз. Вопрос, конечно, почему так далеко, но… почему она сама не связалась с Назаром? Она ведь тогда огромную выгоду бы получила. Может, конечно, не знала обо всей этой ситуации, но тогда за что можно так жестоко мстить, наказывая совершенно невинного младенца, обрекая его на ужасную смерть? Та женщина ведь понимала, на что шла, оставляя малыша на морозе, не могла не понимать… Как-то все это слишком мутно и подозрительно выглядит. И очень опасно для Платона.
Я перевожу взгляд на мирно сопящего кроху и понимаю только одно: неважно, сколько тут охраны и кто его отец. Я должна помочь этому ребенку, потому что ему в любой момент могут навредить. Может не зря меня Бог повел утром именно той дорогой? Не зря назначили зачет так рано и в выходной? Ведь не проходи я тогда мимо, случилось бы страшное…
Мне так отчаянно хочется верить, что все эти совпадения не случайны... Страшно признаваться самой себе в том, что я за короткое время так сильно привязалась к чужому ребенку, как к своему собственному. Настолько, что даже на любую авантюру ради него готова. Я ведь не его мама и что, если Баев скоро разведется со мной, несмотря на то что я полюбила Платона еще сильнее?
К обеду мне привезли вещи и я, пока Платон спал после того, как хорошо и плотно покушал, быстро разобрала их. Там и разбирать-то особо было нечего. Нужно все-таки сказать Марату, что я съезжу за своими вещами в квартиру, которую с Аней снимала, хоть одежды привезу. А то пришлось ведь с утра и нижнее белье, и все остальное быстро стирать и сушить, не ходить ведь грязной.
О своем намерении я и сообщаю Баеву вечером, когда он возвращается. Поужинала я без него, причем давным-давно, но спать не легла, осталась дожидаться мужчину с работы.
— А еще, помимо вещей, я бы хотела поблагодарить кое-кого за помощь, — вспомнив в который раз о неоценимой помощи Лики, говорю я сразу после новости о том, что хочу съездить за вещами.
— Лучше пока не стоит. Подожди… — Марат похлопывает себя по карманам, отгибает полы пиджака и выуживает из его внутреннего кармана банковскую карту. Протягивает мне молчаливым жестом.
— Это что? Я карточку не теряла, — с любопытством оглядев черную карту с золотой гравировкой, я пожимаю плечами.
— Это моя карта. Завтра съездишь, купишь себе, что там нужно.
— Но почему просто не забрать мои вещи?
— Знаешь… думаю, вряд ли в твоем гардеробе найдется парочка вечерних нарядов. Это не в обиду тебе, просто обычно такое не носят студентки-первокурсницы, живущие на одну стипендию.
Я хмуро сверлю взглядом Марата, но тот даже бровью не ведет. Стоит, как ледяная глыба, ничем его не проймешь.
— Брось хмуриться. Тебе действительно нужна одежда, и много. Можешь взять с собой кого-то из подружек, если их вкусу доверяешь. Но учти, что тебе надо вернуться до четырех вечера — мы поедем подавать заявление в ЗАГС. Так что будь готова.
— Да поняла я, — бурчу под нос, забирая все-таки протянутую карту из пальцев Баева. — Макияж, прическа, платье.
— Не только. СМИ не успели ничего пронюхать про пропажу ребенка, но, тем не менее, к нам двоим все равно особый интерес. Толпы журналистов не будет наверняка, но, поверь, это такие… люди… они и в одном экземпляре не очень. Будь готова еще и к тому, что не все опубликованные новости будут приятными. Слухи, всякая грязь и желтуха, необязательно честная, зато очень неприятная. Я советую просто не обращать на это внимания. И родным посоветуй ничего не читать.
Я едва сдерживаюсь, чтобы разочарованно не застонать. Если другие девчонки всегда мечтали о славе, хотели выступать на сцене, то я при одной мысли об этом чуть ли не в обморок от страха падала! В школе я была настолько застенчивой, что даже у доски рассказать стих — уже подвиг! А тут вдруг кто-то посторонний будет копаться в белье и публиковать всякие сплетни. Вдруг вообще что-то ужасное напишут?? Только бы мама не прочла!
И кстати… я ведь до сих пор так и не сообщила новость о скором замужестве ни маме, ни крестной. Ох, чувствую, и влетит мне от обеих…
— Какая гамма эмоций всего за пару секунд, — шутит Марат.
Его пальцы внезапно
