Маленькое сердце - Лила Каттен

Макар

На сегодня я знал несколько вещей, в которых был уверен.

Первая была ясной как день: Есения была женщиной, которую хотелось любить, хотелось видеть по утрам и вечерами перед сном, а еще иметь возможность прикасаться и целовать, чтобы украдкой вдыхать ее тонкий, ненавязчивый аромат. Этому не было пояснений или какого-то определенного правила, чтобы ответить на вопрос «Почему?». Я так чувствовал, и я думал, что движемся именно к этому. Подайте на меня в суд, если кто-то считал, что такое нереально.

Второй вещью было совсем иное, потому что она же была той, кто не сказал о беременности от бывших отношений, но и той, кто даже не стала ничего объяснять.

Она сказала, что отменяет обед, поблагодарила за то, что я ее подвез, и последним было банальное «Пока».

И это все?

Я захотел крикнуть ей этот вопрос в спину. Подбежать, схватить за плечи и заглянуть в глаза, чтобы она видела, как я чертовски потрясен, повторяя вопрос: «И это все что я заслужил?»

Она бы, конечно, могла сказать, что не обязана что-то объяснять в принципе, но… мне показалось… На короткий миг мне показалось, что она увидела меня. Не мой возраст. А меня.

Дурацкие десять лет. Вот что она видела до сих пор. Кто вообще считает эти годы?

Десять лет серьезно? И это все?

Я был зол.

И поэтому не сделал ничего. Потому что я не хотел пугать. Не хотел наседать и давить. Я все еще хотел вернуться к тому первому пункту, который все это время для себя дополнял из множества продолжений словосочетания «иметь возможность…». Было еще много чего, что я хотел.

Я планировал подумать и прийти за ответами спокойным и уравновешенным, а не тем мужчиной, что сидел в машине еще около часа после того, как она ушла, и пребывающем в обиде.

О, это была именно обида. Глупое утверждение, что мужчину невозможно обидеть. Возможно, например, не потрудиться пояснить ничего о беременности от бывшего и причинах молчания.

Закончив работу, я посмотрел на свой телефон в тысячный раз. Возможно, счет давно перевалил за эту цифру, но все же я смотрел на него не впервые.

Помимо того, что мне предстоит разобраться в причинах ее молчания и отказе поговорить, я должен был выяснить для себя и второй пункт этой информации. В течение рабочего дня я к этому не возвращался и не планировал. Потому что… речь о ребенке. О ребенке, который зародился до того, как я встретил ее на улице.

При мысли об этом я улыбнулся, как улыбался, следуя за ней.

Она бормотала что-то себе под нос, и я уже тогда мог себе представить себе ее лицо, но увидев, что-то в моем внутреннем мире остановилось, а что-то внезапно ожило.

Я говорил с ней, встречался изо дня в день, наращивал нечто мощное в своей груди, проявлял инициативу и все это была женщина чуть за тридцать. Есения, что уже имела под сердцем ребенка, но пока еще не знала, и мне нравилась эта женщина чуть за тридцать. Уверенная в себе, но легко робеющая передо мной. Женщина, сумевшая руководить рестораном, но теряющая дар речи, когда я слегка выбиваю почву у нее из-под ног, появляясь с утра, или хочу проводить до квартиры, думая о ее безопасности.

Я все это время тянулся к ней, как есть, только я и она, но, по правде говоря, нас всегда было трое.

Так должен ли я сейчас удалить ее номер и больше никогда не приезжать по утрам, чтобы пригласить ее на завтрак или ждать после работы, чтобы погулять по свежевыпавшему снегу, пока он не превратился в грязь? Должен ли я вычеркнуть и перестать желать всего, что составляет мой даже неполный первый пункт из того, что я знал на сегодняшний момент.

От чего я откажусь конкретно, решив сделать все то, о чем думал выше? Ответ прост – от нее.

Помешает ли ребенок всему тому, чего я так желаю в отношении этой женщины? Ответ просто – нет… если она позволит.

И так я оказался у дома моей мамы.

Возможно, она поймет и откроет глаза на то, чего не вижу я. Даже с учетом того, что она долгое время выбирала не меня, а отца ублюдка.

Поужинав вкусной картошкой с мясом, я рассказал ей все, что требовалось для того, чтобы суметь оценить ситуацию и дать совет.

– Я не могу дать тебе определенного списка действий, сынок, – она улыбнулась. – Никто не даст. Но я скажу тебе кое-что.

Я хотел услышать это "кое-что". И видит бог, я надеялся, что это поможет мне ответить на вопросы, которые я пока еще не задавал даже самому себе.

– Если ты любишь женщину, ты любишь в ней все. Каждую мелочь. А если не любишь эти мелочи, то миришься с ними. Если у нее есть ребенок, то ты принимаешь его, а если сумеешь полюбить, то для нее как для матери, это определяет все, что с тобой связано. Она отдаст свою любовь и верность. Женщина и ее ребенок – это одно целое, тем более если чувства происходят в таком положении, как у вас ней. Не бойся быть с этой девушкой. Она сейчас боится не меньше твоего, поверь.

Теперь я смотрел на часы и думал о том, не поздно ли я приехал к Есении. Но я до сих пор думал о словах мамы.

У нас с Ёсей не могло идти речи о любви. Пока нет. Но между нами было что-то такое… крепкое и тягучее. Не менее важное, но словами не описать, можно просто чувствовать. Я мог лишь надеяться, что она это чувствует тоже. И что промолчала, отправив обратно без разговора