Власть и прогресс - Саймон Джонсон
Рецессии и экономические спады и до того не были неизвестны человечеству. В 1837, 1857, 1873, 1893 и 1907 годах США страдали от рецессий и банковских паник. Но ничто из этого не могло сравниться с Великой депрессией по масштабам разрушений и загубленных жизней. Более ранние кризисы не порождали ничего сравнимого с тем уровнем безработицы, что охватила после 1930 года США и значительную часть Европы. В 1930-е годы не требовалось быть провидцем, чтобы предсказать: мир, словно лунатик, бредет к новой грандиозной бойне.
Австрийский романист Стефан Цвейг запечатлел отчаяние, ощущаемое многими в его поколении, на страницах своих записок «Вчерашний мир» – незадолго до того, как в 1942 году вместе со своей женой свел счеты с жизнью:
«Но и в той бездне отчаяния, где бредем мы сегодня, полуслепые, с изломанными, изуродованными душами, – я снова и снова поднимаю глаза в поисках знакомых созвездий, освещавших мое детство, и утешаю себя унаследованной от отцов уверенностью, что и это бедствие, если взглянуть на него из грядущих дней, окажется лишь кратким перебоем в вечном движении вперед и вперед».
Пожалуй, и с осторожным оптимизмом Цвейга в то время не все бы согласились – а оптимизм виговской версии истории в 1930-е годы и вовсе казался чем-то немыслимым.
Но события – по крайней мере, в среднесрочной перспективе – доказали правоту Цвейга. После Второй мировой войны большинство стран Западного мира, а также некоторые государства Азии выстроили у себя новые институты, поддерживающие общее процветание, так что быстрый экономический рост принес выгоду почти всем сегментам их обществ. Десятилетия, последовавшие за 1945 годом, во Франции получили прозвище Les trentes glorieuses – «славное тридцатилетие»; нечто подобное могла сказать о себе и бо́льшая часть Западного мира.
Рост благосостояния строился на двух важнейших опорах, схожих с теми, что начали складываться в Великобритании во второй половине XIX века: направление новых технологий, призванное уже не только сэкономить средства на автоматизации, но и создать множество новых задач, товаров, возможностей; и, во вторую очередь, институциональные структуры, поддерживающие активность рабочих как противовес интересам капиталистов, и государственная регуляция бизнеса.
Эти опоры были установлены в 1910–1920-х годах, из чего следует, что первые семь десятилетий XX века имеет смысл рассматривать как продолжение все той же эпохи, пусть и со значительными трудностями и отступлениями на пути. Изучение этих опор и соответствующего видения не только подсказывает нам, как восстановить мир, построенный на принципе общего процветания, но и демонстрирует, насколько сложным и шатким был в реальности этот путь. Во многих критически важных пунктах стремление к общему процветанию сталкивалось с противодействием могущественных сил, ведомых узкими эгоистическими интересами. Поначалу эти силы терпели поражение; однако им удалось заложить под опоры всеобщего процветания мины, которые вскоре начали взрываться – и о которых мы поговорим в следующей главе.
Рост электрификации
В 1860 году, сразу после Гражданской войны, общий ВВП США составлял 98 млрд долларов. К 1913 году он достиг 517 млрд долларов в постоянных ценах. США были не просто крупнейшей экономикой мира – вместе с Германией, Францией и Британией они занимали лидирующие позиции в мировой науке. Новые технологии пронизывали всю американскую экономику и преображали жизнь множества людей.
Однако было и о чем беспокоиться: неравенство, плохие жилищные условия, а также безработица и обеднение рабочих – процессы, схожие с теми, от которых страдал британский народ после 1750 года. В сущности, в США, в середине XIX века еще преимущественно сельскохозяйственной стране, опасность была даже серьезнее. В 1860 году 53 % всей рабочей силы США трудилось в сельском хозяйстве. Быстрая механизация земледелия могла оставить без работы миллионы.
Именно такой эффект оказывали некоторые из новых сельскохозяйственных машин. Жатка Маккормика, впервые внедренная в 1862 году и с тех пор постоянно совершенствуемая, снизила потребность в рабочих руках во время сбора урожая. В следующие десятилетия жатки, молотилки, косилки, а затем и комбайны совершенно изменили сельское хозяйство США. Эти машины снизили потребность в рабочих на разных этапах посевного цикла. В 1850 году потребность в рабочих для выращивания кукурузы ручными методами составляла 182 человеко-часа на акр. К 1896 году там, где применялась механизация, эта цифра сократилась до 28 человеко-часов. Такое же сокращение за тот же период произошло и в хлопководстве (с 168 до 79 человеко-часов на акр), и в картофелеводстве (от 109 до 38 человеко-часов на акр). Больше всего выиграла от механизации пшеница: с 62 человеко-часов на акр в 1850 году до трех человеко-часов на акр в 1896 году.
Для рабочих сельскохозяйственная механизация имела самые драматичные последствия. В 1850 году доля ручного труда в добавочной стоимости сельского хозяйства составляла 32,9 %. К 1909–1910 годам она упала до 16,7 %. Столь же стремительно падал процент занятых в сельском хозяйстве от общего числа населения США: в 1910 году он составлял около 31 %.
Если бы и промышленность двинулась в сторону автоматизации и замены людей машинами, для рабочих США это обернулось бы катастрофой. Но произошло нечто совсем иное. Промышленность США стремительно росла, и вместе с этим увеличивалась потребность в рабочей силе. Доля рабочих, занятых в промышленном производстве США, с 14,5 % в 1850 году возросла до 22 % в 1910 году.
И важно не только то, что все больше людей находили себе работу на заводах; повышалась доля рабочих в национальном доходе – красноречивый признак того, что новые технологии работают на пользу, а не во вред трудящимся. За этот же временной период доля рабочих в прибавочной стоимости в производстве и сфере услуг выросла от 46 до 53 % (остальное получали владельцы станков и финансисты).
Как же США избежали луддитской фазы британской индустриализации – массовых увольнений, обеднения рабочих, застоя заработной платы?
Отчасти ответ – в том пути технологического развития, который выбрали США, введя новые машины в широкое применение. Как мы уже знаем из предыдущей главы, так называемая «Американская система производства» была разработана, чтобы повысить производительность и таким образом эффективнее использовать труд рабочих, которых в стране скорее не хватало. Система взаимозаменяемых деталей Илая Уитни в первую очередь была попыткой упростить производственный процесс так, чтобы и рабочие, не имеющие ремесленных навыков, изготавливали высококачественные изделия. Попытки улучшить производительность подобным образом продолжались на всем протяжении второй половины XIX века. На них указывает, в частности,
