Почему социальные сети разрушают вашу жизнь - Кэтрин Ормерод

забывала, что, через какой бы уровень гормонального отчаяния я ни проходила, у меня всегда получится оттащить себя от края, поискать помощь или справиться самой. Однако я сама была рядом с человеком, у которого не было такой способности, и знаю, какими разрушительными могут стать подобные проблемы не только для страдающего от них, но и для окружающих его людей. Депрессия может испортить жизнь и привести к отчаянию, и, скорее всего, это последнее, чем бы вы хотели поделиться с общественностью. Когда я была намного моложе, я состояла в токсичных отношениях с партнером, который страдал от депрессии и с трудом справлялся с гневом. Буду честна: мой бывший ни разу меня не ударил. Он бросал в меня тарелки с едой, ломал мебель, пробивал дыры в стенах рядом с моей головой и однажды в гневе его кулак отрикошетил мне в щеку, но это было не так, как показывают в мыльных операх. В целом тут было все, кроме физического контакта. Меня называли шлюхой, дрянью, куском дерьма. Бывало, я приходила домой, а он сидел в темной комнате, готовый взорваться. Хотя я и не испытывала боль физического насилия, через которую проходят многие женщины, и я не стараюсь приравнять свой плохой опыт к их, я понимаю, каково это – скрывать правду о том, что живешь с человеком, страдающим от проблем с психическим здоровьем.

Как, черт возьми, я оказалась в такой ситуации? Этот вопрос я задавала себя беспрестанно все эти годы, и у меня все еще нет ответа. Я была очень молода. Я влюбилась и приравнивала «взрывной характер» партнера к природе мужчины. И по той или иной причине я начинала считать такое поведение нормой. Каждый раз после такого взрыва следовало сердечное извинение, заверение, что он сходит к психологу и что такого больше не повторится. Так как вначале в этом был замешан алкоголь, я списывала это на «парни так спускают пар», словно от этого ситуация становилась нормальной. Тогда такие вспышки гнева происходили редко, и между ними у нас были, как тогда казалось, самые замечательные отношения. Я чувствовала себя в безопасности, кем-то особенным, и никто больше не имел значения. Он по-настоящему баловал меня своей любовью и постоянно делал мне комплименты. Оглядываясь назад, я понимаю, что та напряженность и взаимозависимость не были здоровыми, я точно подсела на привязанность и признание. Наши жизни вращались друг вокруг друга, и со стороны казалось, что это истинная любовь, глубокая и с эмоциональной связью, словно мы два подходящих друг другу кусочка пазла. Когда он загрузил на мой телефон приложение, которое всегда сообщало ему, где я, я смеялась над тем, что меня можно везде отследить. Когда он оставлял 27 пропущенных звонков и агрессивные голосовые послания на моем телефоне, я оправдывала такое поведение и чувствовала себя виноватой за то, что была в помещении без связи и не проверяла свои сообщения. Когда он говорил, что мне «позволено» идти гулять лишь два раза в неделю, я считала это разумным. Я слепо и добровольно шла в паутину контроля и взаимных упреков, потому что, как и многие из нас, я жаждала любви и боялась одиночества.

Конечно, когда дело доходило до ссор, я не молчала. Я могла говорить резко и часто была жестокой к нему – результат полной потери уважения и терпения по отношению к его проблемам, – и я почти всегда вставала на свою защиту (по большей части потому, что обвинения были такими смехотворными). Возможно, именно это раздуло пламя припадков. Со временем тот факт, что он не мог контролировать свою агрессию и постоянно срывался, а потом умолял о прощении, заставил меня презирать его. Поскольку я давала отпор, я убедила себя, что не являюсь жертвой. Однако правда в том, что я часто пряталась во время этих ссор. Трудно не испугаться большого мужчину в порыве слепой ярости. Я часто сбегала из дома или запиралась в ванной, чтобы спастись от этих сцен.

Желая найти лечение, мы изучили вопрос управления гневом, прошли через несколько этапов когнитивно-поведенческой терапии и побывали у многих специалистов. Но в общем ничего не помогало: наша жизнь просто стала такой – непредсказуемой, агрессивной и травматичной. Со временем я так привыкла к взрывам гнева, которые к тому моменту уже происходили еженедельно, что стала нечувствительна к ним. Притворяться, что ничего не происходит, было легче, чем вы можете себе представить, как и закрыться в себе, отгородившись от проблем. Я убедила себя, что это нормальная ситуация и проблемы есть у всех. Игнорируя разрушительный характер партнера и убеждая себя, что ничего необычного здесь нет, я сама способствовала продолжению и эскалации такого поведения, и со стороны казалось, что я являюсь соучастником этой «атаки обаянием». Помню, как подруга однажды сказала мне: «Никогда не говори своим друзьям ничего плохого про своего парня, поскольку только это они и будут помнить», и я неукоснительно следовала ее совету: молчала и никогда никому ничего не рассказывала. Когда все закончилось, я поделилась с несколькими близкими друзьями тем, что в действительности происходило, и они были поражены и потрясены. Они бы никогда не простили его, поэтому, когда вы делитесь таким опытом, ставки и правда высоки.

Не я оборвала эти отношения, но, когда они закончились, я, хотя и была подавлена, все же ощутила облегчение. В целом мне удалось выбраться из этой ситуации внешне здоровой, и мне повезло, что я не стала считать себя дрянью. А также, к счастью, я была достаточно юной, чтобы двигаться дальше и учиться на своих ошибках. В действительности я всегда считала, что встречалась с человеком с проблемами и моей задачей было помочь ему справиться с ними. Он был раненой птицей, и мне нужно было вылечить его. Сейчас, конечно, я понимаю, что нельзя вылечить другого. Он сам должен это сделать. И вы не можете любить тех, кто пугает вас. Хотя у меня и остались шрамы, эти отношения многому меня научили. На сегодняшний день я намного серьезнее отношусь к угрозе своей независимости. В хорошем смысле слова. Я больше времени провожу с друзьями, и, как бы я его ни любила, мой парень – не единственный необходимый мне в жизни человек, а это намного более здоровые отношения. Я не ищу драмы или отчаянной, но разрушительной любви, потому что понимаю: это всего лишь два человека, тащащих друг друга в ад. Я также знаю, что ощущение собственной ценности должно идти изнутри, или оно не настоящее.