Красный бубен - Олег Владимирович Попов
Леня. Вашими молитвами, слава Богу.
Отец Харитон. Ну-ну… – Нужно было сказать что-то еще. А ничего, как на грех, в голову не шло. Обычно он за словом в карман не лез, и речь у него текла плавно и непрерывно, как река Волга. – Ну-ну… Э-э-э… Я вот что хотел сказать… Э-э-э…
Леня. Случилось что, отец Харитон?!
Отец Харитон. Да… ничего особенного… Приболел я немного, Леня, – зачем-то добавил он и тут же понял зачем. – Ложусь я, Леня, в больницу. Так ты приходи меня навестить. – Действительно, лучше не доверять такие разговоры телефону. Лучше с глазу на глаз поговорить.
Леня. А что с вами, отец Харитон?! Может, нужно чего? Лекарства? Врачи?
Отец Харитон. Да нет, Леня, спасибо… С этим все в норме. На обследование ложусь. Как-то себя в целом неважно чувствую… Переутомился немного…
Леня. Вам, отец Харитон, нужно беречь себя! Вон сколько всего у вас на плечах… сколько всего от вас зависит!..
Отец Харитон. Да… О-хо-хо…
Леня. А куда ложитесь-то, отец?
Отец Харитон. Да… не решил еще окончательно. Потом я тебе, Леня, позвоню… из больницы…
Леня. Хорошо.
Отец Харитон. Ну… с Богом.
Леня. До свиданья, батюшка!
Отец Харитон. Пока, Леня.
Отец Харитон лег в больницу, решив, что так будет безопаснее. Через сутки он совершенно успокоился и даже удивился – чего это он так разволновался? Мало ли за что убили замминистра? На такой должности могут за что хочешь убить. Чего-нибудь не глядя подписал – и привет… И еще – мало ли кто записку в храм подбросил? Может, это ребятишки побаловались? А может, какой сумасшедший решил так отомстить покойному родственнику, который занял у него денег, а сам умер и не вернул. Письмо, так сказать, в ад… Отец Харитон улыбнулся этой наивной драматургии и перекрестился. Прости, Господи. А сумасшедших всяких в церковь немало ходит.
Он совершенно успокоился и решил не звонить пока Скрепкину. Даже принялся с удовольствием читать книгу Маркеса «Сто лет одиночества», которую кто-то оставил в тумбочке.
Но на следующий день ни с того ни с сего отец Харитон снова разволновался. Он не мог понять, отчего это, но что-то внутри не давало покоя и настойчиво говорило: должно случиться… очень и очень нехорошее.
2
Отец Харитон швырнул книгу на пол.
Бух! – шлепнулся Маркес.
В стакане зазвенела ложечка. А кусочек сахара выпрыгнул из блюдца на полированную тумбочку.
В палату заглянула медсестра:
– Что-нибудь надо?.. Помочь чем-нибудь?
Отец Харитон поправил подушку и сел.
– Книжка вот упала, Сонечка…
Медсестра подняла книгу.
– А я думала, священники только Библию читают, – сказала она.
– В принципе, – отец Харитон потянулся, хрустнул суставами, – так оно и есть. – Ему нравилась эта молодая женщина с приятными чертами лица и невредным характером. Вредного характера в таких больницах не потерпели бы. – Я эту книгу в тумбочке нашел. Решил просмотреть, что читают больные… чем лечатся.
– Ну и как вам книга?
– А вы, Сонечка, читали?
– Нет, не читала. Габриэла Маркес… Имя красивое… Про любовь?..
Отца Харитона тронула простодушная наивность. Ему еще в хипповский период страшно надоели умничающие хипповки с бледными фейсами и гнусавыми голосами.
– Я бы хотела, чтоб меня звали, как эту писательницу. Га-бри-эла…
– Это мужчина. – Отец Харитон улыбнулся.
Соня порозовела.
– Извините… Всех-то не узнаешь… Книг много…
– Это известный писатель. Лауреат Нобелевской премии. Из Колумбии…
– Как вы все, отец Харитон, запоминаете? – Она всплеснула руками. – А я вечером прихожу домой, у меня в голове пусто-пусто. Я иногда думаю: что у меня в голове от всего дня осталось? – и ничего вспомнить не могу… У меня голова как труба: в одну сторону влетает, с другой стороны вылетает. – Соня махнула ладошкой. – Мне еще в школе учитель Бронислав Иванович говорил: если таких, как я, собрать миллион и приставить ухо к уху, то из нас бы получился отличный трубопровод… – Она прыснула.
Каким-то знакомым показалось отцу Харитону имя учителя, где-то он его уже слышал. Возможно, кого-то из прихожан так зовут…
– Это, Сонечка, замечательное у вас качество. У вас в голове мусор не накапливается, и все время у вас там чисто и просторно, как в храме.
– Вы, наверное, надо мной подшучиваете?..
– Ну что вы, Сонечка. – Отец Харитон положил свою ладонь на руку девушки. – Я вами искреннее восхищаюсь.
Соня засмущалась.
– А про что книга?
– Да как вам сказать… – Он надел очки, взял книгу, полистал. – Написано крепко… Хороший, в принципе, писатель… Язык емкий, твердый слог. Я в молодые годы его на испанском читал.
– Вот это да! – восхитилась Соня.
– На испанском, доложу я вам, Маркес – второй писатель после Сервантеса. Это тот, который приключения Дон Кихота написал, – на всякий случай уточнил он.
– А-а-а… Понятно, – кивнула Соня.
– Но… – отец Харитон погладил бороду, – ясности, что ли, ему недостает… Как-то вот так и не скажешь сразу, про что книга. А в книге, если это беллетристика, должен быть ясный сюжет и воспитательный потенциал, чтобы книга располагала читателя делать хорошие поступки, вести праведную жизнь. Для того чтобы такую книгу написать, писатель должен быть человеком верующим и хорошо себе представлять, что есть Бог и каково наше место в Его царстве. – Он поднял указательный палец. – А Маркесу вот этого-то как раз и не хватает. Слабовата его вера, а отсюда и в мыслях слабость.
– А он православный? – спросила Соня.
– Нет, он католик.
– Ну, тогда понятно. Откуда же у него настоящей вере быть, если он не православный?
– Именно, Сонечка! – Отец Харитон преобразился. – Природная мудрость в тебе есть!
– Ага. – Соня кивнула, как будто воодушевленная новой мыслью. – Я так думаю, что этот писатель в душе православный, но ему мешают католические заблуждения, поэтому у него очень уж хорошие книги не получаются. Если бы он к нам приехал жить, ему было бы легче… Как Солженицыну.
– А что Солженицын? – удивился такому повороту отец Харитон.
– Ну как же? Солженицын пока жил в Америке, все писал про нашу страну очернительные книги. А как вернулся на родину, осмотрелся и понял: зря он это, так сразу перестал писать, успокоился. Живет себе спокойно на даче, получает пенсию… Православие – вот в чем секрет, да?
– Истинно так. – Отец Харитон кивнул. Он был несколько обескуражен, но в целом мысли у девушки верные и поправлять их не требуется. И еще у отца Харитона восстал. Одеяло немного встопорщилось, он согнул в колене ногу, чтобы Соня ничего не заметила. – Принеси мне, пожалуйста, Сонечка, чайку свежего, – попросил он.
Соня вышла, и, пока она ходила за чаем, у него прошло. В больнице отец Харитон постоянно чувствовал возбуждение, его преследовали греховные мысли. Он отнес это на счет нервного стресса, резко изменившихся обстоятельств и лекарств, которые ему тут давали. Он бы не думал так, если бы знал, как медсестра Соня готовит ему чай и что она в него подсыпает.
3
«Детей поразили фантастические рассказы цыгана. Аурелиано, которому тогда было не больше пяти лет, на всю жизнь запомнит, как Мелькиадес сидел перед ними, резко выделяясь на фоне светлого квадрата окна; его низкий, похожий на звуки органа голос проникал в самые темные уголки воображения, а по вискам его струился пот, словно жир, растопленный зноем. Хосе Аркадио Буэндиа, старший брат Аурелиано, передаст этот чудесный образ всем своим потомкам как наследственное воспоминание. Что касается Урсулы, то у нее, напротив, посещение цыгана оставило самое неприятное впечатление, потому что она вошла в комнату как раз в тот момент, когда Мелькиадес нечаянно разбил пузырек с хлорной ртутью.
– Это запах дьявола, – сказала она.
– Совсем нет, – возразил Мелькиадес. – Установлено, что дьяволу присущи серные запахи, а тут всего лишь чуточку сулемы…»
Отец Харитон оторвал глаза от книги и задумался. Как этот колумбиец так пишет, будто сам присутствуешь в книге? Он потрогал нос, принюхался. Ему показалось, что в комнате чуть-чуть пахнет серой. Не то чтобы воняло, но немного пахло. Батюшка сосредоточился. Явно пахло. Ну явно… Он, как человек здравомыслящий,




