Колодец желаний - Эдвард Фредерик Бенсон

всякому, кто бы ни воззвал к ним. Одни только ведьмы да персоны с оккультными способностями могли сделать так, чтобы колодец заработал, причем заклинания, несомненно, имели сатанинскую природу. До победы христианства колодцы использовались исключительно для того, чтобы пробудить зло. Все колодцы, как ни странно, очень сходны по внешнему виду: каждый имеет каменную арку либо навес, а в стенках, выступающих над землей, обязательно проделаны миниатюрные ниши. В наши дни, осиянные христианской верой, в эти ниши принято ставить свечки и класть благодарственные подношения, а вот каким целям ниши служили прежде, пока не очень понятно. Не вызывает сомнений одно: их использование связано с наведением пагубных чар. Лично я предполагаю следующее: имя персоны, обреченной на гибель, выцарапывалось на монетке или записывалось на клочке бумаги либо ткани и помещалось в нишу, с тем чтобы дьявольские силы взялись за дело. Из известных мне колодцев желаний наиболее хорошо сохранился тот, что находится в Корнуолле, в деревне Сент-Джервас; его покатая каменная крыша в превосходном состоянии, сам же он, как и положено колодцу, очень глубок. Местные жители верят, что могущество этого колодца не убыло до наших дней, хотя никто уже, насколько мне удалось выяснить, не обращается к нему, имея в виду осуществить злой умысел. Случается, будущая мать пьет из этого колодца с молитвой или девушка, чей возлюбленный ушел в море, выцарапывает его имя на серебряной монете и бросает в воду, полагая, что обеспечила ему благополучное возвращение. Жители Сент-Джерваса почему-то очень не любят говорить о подобных ритуалах, но я ручаюсь: они имеют место…

Преподобный Остерс замолчал и принялся теребить свою вандейковскую седеющую бородку.

– Джудит, милая, тебе не кажется, что я переступаю границы благоразумия? – спросил он. – Впрочем, маловероятно, что экземпляр моих трудов, напечатанный в университете и стоящий целую гинею, каким-то образом попадет сюда, в Сент-Джервас. Словом, рискну, пожалуй. О боже, звонят к обеду! Продолжим вечером, дорогая, если у тебя будет время; сам-то я готов.

Джудит, нумеруя уже исписанные под диктовку страницы, загадочно улыбалась…

Ей было куда больше известно о здешней пастве, нежели самому пастырю, ибо он, ученый затворник, обитал как бы на опушке бытия своих прихожан, в то время как сама Джудит нередко появлялась в деревне, где запросто болтала с кумушками, покуда те, сидя на порогах своих коттеджиков, постукивали вязальными спицами. В отличие от своего отстраненного отца, Джудит имела доступ к сердцам тех, для кого преподобный Остерс оставался чужаком. К примеру, она знала, что старую Салли Тренейр в деревне считали ведьмой – недаром, когда неделю назад она скончалась, все местные облегченно вздохнули. Так вот эта Салли постоянно торчала у колодца желаний, бормоча что-то себе под нос. Каждого, кто ей не потрафил, ждали всяческие несчастья: корова рожала мертвого теленка, начинался падёж овец или на выпасе, откуда ни возьмись, вырастала белена, смертельно опасная для скота. Вот почему благоразумные деревенские жители почтительно здоровались с Салли и присылали ей гостинцы – первую пробу меда с собственных пасек и шмат свежины при убое поросенка. Джудит, впрочем, не стала пересказывать отцу деревенские слухи – ее удержала природная скрытность. А ведь преподобный, узнав, о чем говорят деревенские кумушки, пожалуй, пересмотрел бы свою убежденность насчет того, что сентджервасский колодец давно не ассоциируется с мольбами к силам зла. Впрочем, может, это были обычные предрассудки, ведь если бы кто напрямую спросил Джудит, верит ли она в россказни о старой Салли, – услышал бы твердое «нет»… И все-таки нечто в глубине ее души шепнуло бы: «Не просто верю, а знаю наверняка».

После обеда преподобный Остерс вернулся за письменный стол, а Джудит прошагала две мили до фермы Джона Пенарта, чьи предки с незапамятных времен владели этой плодородной землей. Последние восемь лет Пенарт и его жена жили здесь совсем одни, ведь их единственный сын Стивен шестнадцатилетним юнцом отправился в Америку искать счастья. Увы, со счастьем он разминулся и вот решил, что пора и домой, тем более что отец стареет и слабеет. Короче, Стивен возвращался с намерением больше не уезжать. Джудит хорошо его помнила: не по годам крупный привлекательный юноша – глаза синие-синие, как море, в волосах спрятался солнечный свет; интересно, думала Джудит, каков теперешний, взрослый Стивен? По слухам, он уже на ферме. Джудит жаждала встречи, но причиной своего визита на ферму она, как и всегда, назвала бы желание поговорить с миссис Пенарт, матушкой Стивена. Ибо никто, по мнению Джудит, не имел таких познаний о вещах истинно важных. Миссис Пенарт ни в жизнь бы не нашла Индию на глобусе, что стоял в кабинете пасторского дома, и не ответила бы ни на один из элементарных, школьных вопросов о королеве Елизавете. Ей понадобилось бы задействовать свои пальцы, чтобы прибавить пять к четырем – но что значат эти пустячные умения, если миссис Пенарт владеет мало кому известными, тайными сведениями! К примеру, наложением рук умеет исцелять людей и животных; ей достаточно прикоснуться к хворой корове – и назавтра та уже снова на выпасе; достаточно пошептать на ушко малышу, лежащему в горячке, и аккуратно вырвать у него из темечка волосок (а заодно и головную боль) – и малыш спокойно засыпает. Вдобавок, единственная во всей деревне, миссис Пенарт не заискивала перед Салли Тренейр и не делала ей подношений. Однажды ей случилось проходить мимо коттеджика Салли; старуха разразилась проклятиями, бросилась догонять миссис Пенарт и проковыляла за ней половину пути до фермы, визжа без умолку. И вдруг миссис Пенарт обернулась, наставила на Салли палец и отчеканила:

– Ты, пьянчужка, старая безмозглая карга! На колени – и о прощенье меня умоляй, а потом проваливай восвояси и больше мне не попадайся.

И что же? Салли так и рухнула перед миссис Пенарт, коленями прямо на камни; Салли, крадучись, поплелась домой, и с тех пор, если миссис Пенарт случалось появиться в деревне, Салли спешила запереть свою дверь – ведь, судя по всему, миссис Пенарт владела тайнами, неведомыми даже ей.

Джудит срезала путь, взойдя по крутому склону холма; даром что жарко светило солнце, она была без шляпы, а подъем вызвал легкую одышку. Высокого роста, миловидная брюнетка, Джудит отличалась чистотой кожи и здоровым румянцем, какой дают только солнце и свежий воздух. Пухлые губы намекали на тлеющую страсть, брови, тонкие и прямые, почти сходились у переносья, глаза были большие, черные. Правда, имела Джудит один дефект – сходящееся косоглазие. Впрочем, конвергенция была столь незначительна, что вовсе не портила Джудит; когда она смотрела прямо на собеседника, тот вообще не замечал, что с ее глазами неладно. Намек на косоглазие возникал, только если Джудит