По воле чародея - Лилия Белая
Властош старался их не замечать. Всё его внимание приковала Настасья.
– Я не виновата, сударь. Вы же могли меня обойти, – произнесла она тихо, но твёрдо.
И спустя мгновение, бес за язык дёрнул обронить:
– На что только глаза вам Бог даровал? Что в первый раз не заметили, что во второй…
Она побоялась посмотреть на пана, представив его лицо. Хотелось высказать ему многое, но было нельзя: он из высшего сословия, а кто она? Крестьянка. Кметка, как говорят эти западные славенские шляхтичи. Благо, хоть вольная.
«Беги отсюда, дурёха, пока не поздно!» – кричал внутренний голос.
Настя резво потянулась к мешку муки.
– Ещё раз простите меня, я спешу, сударь, – быстро пробормотала она, но сильная рука намертво вцепилась в локоть.
– Стоять!
Сердце девочки упало. Взгляд пана пригвоздил её к месту и заставил встать смирно.
– Вижу, шутить любишь, – волшебник улыбнулся той самой улыбкой, какой улыбается палач осуждённому на смерть. – Может, и мне пошутить, милая?
Вишнецкий, не отпуская локоть, провёл пальцами по золотым кудрям. От его прикосновения Настасью передёрнуло. Хотелось верить, что колдуны не умеют читать мысли.
– Кажется, я говорил, что второго шанса не даю, или запамятовала? Ты едва меня не убила утром. Мой Даман захромал из-за тебя, – Властош кивнул на коня. – А теперь ты сталкиваешься со мной, дерзишь и пачкаешь своей поганой мукой мой любимый плащ. Такой хороший праздничный день мне испортила. Причём – дважды.
Настасья смекнула, что не зря пан перечисляет все неприятные происшествия, клонит к чему-то.
– Сто славенских рублей, и мы в расчёте, замухрышка.
Нехорошее чувство не подвело.
– У меня… У меня нет денег, – голос Насти померк, не осталось намёка на былую дерзость.
Чародей театрально развёл руками:
– Что за люди пошли, а-а! Кого ни спросишь, так ни у кого нет денег! Все прямо – сплошные голодранцы! Милостыню впору просить!
Анастасия не сдержалась.
– Вам, видно, такая жизнь незнакома. По себе привыкли мерить. Хорошо живёте, небось, что такие слова говорите! Жируете, на чужом горе счастье своё строите. А так с живыми людьми нельзя, они ведь слабее вас!
Властошу ждать, и уж тем паче выслушивать речи крестьянской девки, не захотелось.
– Ты меня, главу Шляхты, учить собралась? Не слишком ли много обязанностей на себя берёшь, а, мельникова дочка? Полно лясы со мной точить! Папаша твой где? Говори.
– Вас это не касается! – заявила Настасья, вырвавшись.
Она опустилась на колени и подвязала приоткрывшийся мешок. Хоть что-то осталось в нём, хвала Единому.
Властош не выдержал и, вновь схватив Настю за локоть, поднял на ноги.
– Я узнаю в любом случае и деньги свои получу, а коль нечем отдавать будет, то… – маг не договорил.
Взор его остановился на запястье Настасьи, где был заметен необычный знак в виде крохотного солнца. Властош с силой сдавил её руку, внимательно рассматривая колдовской символ.
– Откуда у тебя это начертание? – голос чародея вдруг сделался тихим, глаза расширились от изумления.
Насте пришлось ответить честно.
– С рождения он у меня, а как появился не знаю. Прошу вас, отпустите, мне больно!
И пан отпустил. Затем странно улыбнулся.
– Мы ещё встретимся… Анастасия.
– Я так не думаю, пан.
– Я прекрасно вижу, что думать ты не умеешь, однако, чему быть, того не миновать. – Вишнецкий закивал, задумчиво разглядывая девчонку, казалось, мысленно он словно что-то рассчитывал. – Так и быть, дам батюшке твоему отсрочку, скажем, дней на семь. Идёт?
– Мы вам ничего не должны.
– Конечно же, должны. А долг – святое. Радуйся и благодари меня за доброту. А то могу и заколдовать кое-кого, я ведь на это способен. Знаешь, как неприятно, когда тебя превращают в жабу? Или, скажем, в дерево… – Маг тронул пальцами левой руки свой изумрудный перстень. – Да-а, превращу тебя, пожалуй, в яблоньку, ежели твой отец не заплатит. Будешь у меня около усадьбы стоять, такое молодое, красивое деревце. А главное – молчаливое.
Ладони Настасьи вспотели. Сияющее кольцо чародея ей не нравилось. А вдруг, правда, заколдует?.. На какие забавы способны настоящие чёрные маги, она помнила хорошо, и всё же чаяла, что не все так безумны.
Властош негромко засмеялся, довольный тем, что сумел напугать дерзкую кметку.
– Где ты живёшь, дочь мельника? – полюбопытствовал он.
– Там, где свобода, – кратко ответила та, желая поскорее уйти.
– Ну что же, я понял. Я найду и тебя, душа моя, и твоего отца. И деньги вы мне вернёте. Я не отступлюсь от своего. Так и передай – привет от пана Вишнецкого. И да… возможно, я предложу тебе ещё кое-что, только не спеши отказываться сразу, Анастасия. Поговорим об этом в твоём доме. Когда бы мне тебя навестить…
– После дождичка в четверг, пан чародей! – Настя зло зыркнула, давая понять, что разговор закончен, и подняла на плечо полупустой мешок.
Властош больше не стал расспрашивать.
– Ну как скажешь. После дождичка, так после дождичка. Да и четверг у нас каждую седмицу, – вместо привычной угрозы, колдун подмигнул Настасье вроде и весело, но в тоже время жутковато.
Он будто воспринял выражение всерьёз! Настя нахмурилась. Странное ощущение кольнуло сердце.
– Прощайте, пан, – молвила она, и устремилась вперёд.
– Скорее – до свидания, замарашка!
Чародей насмешливо помахал ей вслед, с недовольным видом посмотрел на выбеленные мукой одежды. Когда девчонка почти скрылась за поворотом, Властош прошептал что-то, глядя ей под ноги. Настя споткнулась. Упала, высыпав оставшуюся муку прямо на человека, выходившего из трактира – того самого, что на ярмарке оскорбил продавца кофейных зёрен. На руках он нёс бутылку горилки, осторожно баюкая её точно новорожденное дитя. И столкновение с девочкой, умудрившейся разбить его сокровище, сподвигло пропойцу разораться на всю улицу.
– Ты шо, слепая?! Где твои зенки, негодница?! – орал он хриплым голосом на сжавшуюся Настю, а потом опустился на колени и, чуть не плача, собирал дрожащими руками осколки. – Це ж була последняя! На последние грошики куплена-а-а… Мерзавка! Шоб тя черти уволокли! В Огненном Царстве шоб кочергами по башке лупили да припекали! Тварь подколодная! Откуда ноги растут?!
Властош, издали смотрящий на происходящее, блаженно улыбался.
– Вот и я думаю, откуда? – Он пожал плечами, поглаживая по лоснящейся гриве вороного. – Ну что, Даманушка, пошли? Подковать тебя надобно, а то из-за этой неумёхи ты у меня совсем захромал.
Сняв побелённый плащ, но не переставая злорадно скалиться, волшебник
