Ош. Жатва. Том 1 - Артём Александрович Мичурин
— Знаю, что ты в неё втюрился. Но придётся отступить.
— Я люблю её! — это прозвучало, как сдавленный вопль отчаяния.
— Мне насрать. Заткнись уже.
Агнета удалялась всё глубже в чащу, а ноздри Красавчика раздувались всё шире.
— Да вы…!
Впереди хрустнула ветка, и я, не раздумывая, устроил своему влюблённому оруженосцу микроинсульт.
— Глют, страхуй!
Глава 47
Пиромант напрягся и начал заблаговременно выжигать кислород, сотворив по сфере пламени возле каждой ладони:
— Скомандуй «огонь» и ей конец.
Люблю людей дела, конечно, в меру любви к людям, как таковой. Люди дела в критический момент не станут ныть или торговаться, а поставят лишь одно простое условие. «Скомандуй и получишь результат», «Заплати и бери товар», «Убей и забери плату», «Сотрудничай и избежишь неприятностей», «Говори и умрёшь без мучений», «Отсоси и…», впрочем, последние слишком рисковые для людей дела.
Агнета уже почти скрылась за деревьями, а чёртов вервольф всё не появлялся в зоне прямой видимости.
И тут ветка хрустнула совсем не с той стороны, в которую были устремлены наши кровожадные взгляды.
— Три часа! — проорал я по привычке, но Глют меня, как ни удивительно, понял.
— Не вижу её!
И я не видел. Совершенно некстати сгустившийся туман ограничивал видимость двумя десятками метров. А звук, пусть и дающий примерное представление о местонахождении источника смерти, не позволял покончить с блохастой угрозой.
Мы крутились, стоя на месте, как идиоты, не в состоянии захватить цель. Даже Красавчик растерял всё своё романтическое настроение и тревожно рыскал носом по сторонам.
Зверь был рядом, это точно. Но насколько рядом? В полусотни метров или прямо за спиной? Байки про оторванную голову лучшего поединщика как-то само-собой всплыли в памяти и заставили мошонку сменить размеры на более скромные.
— Красавчик, где она?
Но четвероногий осеменитель всего живого, отличного от медведя, оставался нем к моим вопросам и панически вращался вокруг собственной оси. А ведь он не боится никого, кроме хозяина леса. Или это уже стало пережитком прошлого? Даже, казалось, напрочь лишённая страха Хельга припала к загривку своего скакуна и лишь зыркала вытаращенными пуще прежнего глазищами.
— Эй! — пнул я отключившегося Волдо. — Подъём!
— Шогун подери. Зачем вы…?
— Хватай меч и постарайся не сдохнуть, — скомандовал я, обнажая клинок фламберга и позволяя зарождающемуся ражу брать рычаги управления в свои окровавленные сотнями смертей руки. — Зверь рядом.
Но зверь не спешил являть себя. Он будто играл с нами, кружа вокруг. Кружа с такой скоростью и проворством, что даже мои обострённые чувства ловили лишь редкий хруст веток да шелест кустов.
— Он не один?! — реагировал Волдо на ещё более редкие слышимые ему звуки резкими рывками.
— Один. Но чертовски быстр.
Раж приходил медленнее обычного. Может, из-за отсутствия видимой угрозы, а может, из-за не в меру раздувшегося самомнения, которое вот-вот лопнет под метким ударом когтей по шее.
Чёртово животное, проявляя непредвиденное самообладание, не трогало Агнету и продолжало уничтожать нервные клетки остальных участников айнзац группы. Решительно настроенный поебаться Красавчик так и вовсе находился на гране нервного срыва, похоже, чуя своими первобытными инстинктами то, что более высокоразвитым особям недоступно. И Хельга — неужели я это вижу?! — гладила его по голове, пытаясь успокоить. Последнее встревожило меня даже больше, чем остальное.
— Не могу захватить! — донеслось до моих занятых прослушиванием собственного учащённого пульса ушей.
Я будто пришёл на званный обед к представителям высшего сословия и не был в состоянии подержать высокоинтеллектуальную беседу. Чёртов зверь, скачущий по кругу в безумном темпе, был словно тема светского разговора, ускользающая от моего неподготовленного разума. Я пребывал в некоторой растерянности. Неужели какая-то зверюга, терроризирующая деревушку у чёрта на рогах, способна составить конкуренцию самому Коллекционеру, великому и ужасному жнецу душ, опустошителю укреплённых замков и секретных тюрем, грозе балов и кошмару ведьм? Конечно же…!
Я был в полушаге от успеха самоувещевания, когда что-то крупное почти бесшумно выскочило из кустов и врезало так, что едва подставленный фламберг вылетел из рук, а сам я грохнулся наземь. Рядом кто-то истошно проорал: «В сторону!». Лицу стало жарко, а ноздри заполнил смрад палёных волос.
— Там-там!!!
— Ушёл!
— Нет! Оно возвращается!!!
Всё это я слушал, крайне неблагородно ползя на карачках за своим мечом. Но секунды унижения не прошли даром. Раж оценил мастерски выписанный мне пиздак и решил поторопиться с приходом. К моменту, когда ладонь обхватила веретенообразную рукоять в кожаной оплётке, я уже был готов. Мир замедлился, а чувства обострились до того, что я отчётливо ощутил шевеление волос на затылке от воздушного потока, вызванного несущейся во весь опор тварью. Поднимаясь на ноги, и разворачивая клинок в сторону угрозы, я увидел… Увидел Его. Во всей красе. Вервольф — персонаж жутких германских сказок. Когда я услышал это слово от Олафа, то чуть не рассмеялся. Да за кого он меня держит?! Тупая деревенщина, верно, что-то попутала. Но Олаф был слишком уж серьёзен, а мне не хотелось обидеть нанимателя. И — чёрт подери! — этот тёмный, суеверный, зашоренный дикарь был прав. В считанных метрах от меня стоял вервольф! Стоял вертикально, опираясь лишь на задние ноги. Около трёх метров ростом, при том, что имел далеко не образцовую осанку. Точнее, не стоял, а стояла. В половой принадлежности не было сомнений из-за весьма чётко очерченных грудей, скрытых под густой шерстью, как и всё остальное тело, поджарое и мускулистое. И это не были ряды сосков, как у волчицы, нет, полноценные женские груди, весьма неплохие, к слову. А ещё из женского у неё была левая половина морды. Волчья голова с удлинённой клыкастой челюстью выглядела так, будто к ней пришили кусок женского лица — единственный фрагмент, не покрытый шерстью. И — дьявол меня дери! — готов поклясться, что этот кусок улыбнулся своим чёрно-красным лишённым зрачка глазом, пока когтистая волосатая лапа летела сверху вниз по направлению груди моего верного оруженосца.
— Жри душу!!! — успел проорать я обречённому на несовместимые с жизнью увечья Волдо перед тем, как чёрные когти вспороли грудную клеть, в которой билось полное любви сердце.
Острие меча уже направлялось в разинутую пасть кошмарной твари, как вдруг она резко, даже для меня в состоянии ража, сместилась в сторону, и та самая когтистая лапа, что только-только вскрыла моего юного невинного прихвостня, вцепилась мне в шею. Ноги оторвались
